"Марк Харитонов. Способ существования (Эссе)" - читать интересную книгу автора

и дочка Соня (ее я хорошо помню). Соня тоже пряталась всю войну в под-
вале у своего русского мужа, а он тем временем наверху сошелся с дру-
гой и после освобождения сказал: "Жизнь я тебе спас, но дальше придет-
ся врозь..."
Такие вот семейные истории.
Оказавшись впервые в Москве, мама думала, что все номера трамваев -
порядковые. Ей нужен был сороковой трамвай, и когда появился двадцать
четвертый, она поняла, что надо ждать еще 16 номеров.
Это стоит истории папы, который знал в Москве только один общест-
венный туалет - на Киевском вокзале - и спешил туда с любого конца го-
рода.
1981-1988


Из рассказов папы

Думая про позднейшие свои невзгоды, папа с удивлением вспоминал,
как приехал в Москву в галошах на босу ногу, подвязанных шнурками, - и
ему было хорошо. Он любил вспоминать тогдашнюю Москву, чайные, где из-
возчики заказывали "пару чаю", - жизнь, в общем близкую провинциалу.
- Я приехал в Москву в 1928 году, стал ходить на биржу труда. Если
не было работы, нам в день давали рубль. Однажды сказали, что есть ра-
бота грузчика. Я пошел работать на Житную улицу, там был филиал кинос-
тудии, которая находилась на Потылихе.
Я работал грузчиком, а жил в Кускове, снимал там угол у одной та-
тарки. Она меня называла "жиденок" и говорила: "После десяти не прихо-
ди, не пущу". И я знал, что не пустит. Если задерживался, я шел на Ки-
евский вокзал, там были такие большие окна, можно было лечь на подо-
конник или на скамейку и спать. В пять утра приходила уборщица, тормо-
шила: "Вставай!" Я дожидался, пока она уберет, потом ложился досыпать.
Поработал четыре месяца, мне говорят: "Теперь ты можешь вступать в
профсоюз". Это была большая честь, не то что сейчас. Я подал заявле-
ние, меня спросили: "А твой отец не лишенец?" Нужна была справка. Я
съездил к себе на Украину, три дня туда, три обратно, привез такую
справку...
Смутный эпизод: он работал на киностудии кем-то вроде лаборанта, да
еще при самом Эйзенштейне, - фамилию запомнил, но цену ей узнал только
потом; от искусства был далек.
- Когда в Москве шел процесс Рамзина, мы ходили к Дому союзов с фа-
келами и кричали: "Смерть Рамзину!" Я понятия не имел, кто такой Рам-
зин, но кричать старался громче, за этим следили. Кто плохо кричал или
тем более отлынивал, посмеивался, могли арестовать. Говорят, многих
арестовали.
Однажды меня как комсомольца назначили фининспектором на Сухаревс-
кий рынок. Что это был за рынок, ты сейчас и представить не можешь.
Смотрю, а у меня в кармане пиджака откуда-то деньги. Три рубля, пять
рублей. Поработал три дня и говорю: "Я боюсь. Я не могу здесь рабо-
тать". Но мне доверяли, я был очень честный. Как-то я сказал начальни-
ку, что хочу съездить к маме и что она просит привезти шерстяной пла-
ток. Откуда-то и про это узнали: вдруг она получает в подарок шерстя-