"Марк Харитонов. Способ существования (Эссе)" - читать интересную книгу автора

Едва оправившись, мама вернулась со мной в Москву. Так что на своей
родине, в Житомире, я, собственно, никогда не бывал - если не считать
нескольких недель после рождения. Но этого я не могу помнить, как не
могу гордиться великими земляками. Кажется, их и не было - черта осед-
лости, не более.
Мы жили в общежитии при деревообделочной фабрике на улице Сайкина.
Это был барак в виде буквы П: в одном крыле шестнадцать дверей, в дру-
гом шестнадцать, посредине туалет. Вот этот туалет, метров шесть, ро-
дителям разрешили приспособить под жилье. А кухня была в особом бара-
ке: огромная плита с двумя топками, не то что на тридцать две - на сто
кастрюль. Но мама готовила у себя, на плитке - и вот ведь свойство мо-
лодости: это время вспоминалось им потом как счастливое.
А в 1938 году дед купил у цыганского табора халупу в Нижних Котлах
и позвал построиться рядом любимого сына, моего папу. Папа сумел раз-
добыть у себя, на деревообделочной фабрике, стройматериалы по госу-
дарственной цене - по тем временам (как и по нынешним, впрочем) это
было большое дело. Деньги дал родственник, вошедший в долю. Дедушка
выхлопотал разрешение на постройку сарая - дом в таком месте никто
строить бы не разрешил. Нашли плотников, и они за воскресенье и две
ночи подвели дом под крышу. Более того, в этом едва готовом доме печ-
ник тут же сложил печь. А существовало, оказывается, правило, не знаю,
писаное или неписаное: если в доме есть печь, то это уже жилье и сно-
сить его нельзя. В понедельник в этот едва готовый дом въехала вся
семья вместе со мной. Потом были долгие конфликты с пожарной охраной и
разными другими инстанциями, дело разбиралось в суде, родителей оштра-
фовали за самовольное строительство на 25 рублей, но дом уже стоял, и
тот же суд внес его в реестр жилых владений Москвы под номером 5а.
Знаменитые москвичи любят в интервью вспоминать Москву своего детс-
тва - существенный элемент самой начальной духовной пищи; это запечат-
левается на всю жизнь. "Что для вас значит Москва? - спрашивают их. -
Какое место памятно вам больше всего?" И те вспоминают арбатские дво-
ры, Чистые пруды или, допустим, Хамовники. Я этой Москвы в детстве
почти не видел. Места моего детства даже трущобами не назовешь.
Сейчас таких домов в Москве, пожалуй, и не осталось. Я вспоминаю
его, когда вижу некоторые старые фотографии, вид сверху с какого-то
высокого этажа: скопище деревянной убогой рухляди. Это воспринимается
уже как этнография, как про индейцев Амазонки. Что утварь, что жилище,
что одежда. А речи, разговоры! А газетные статьи, а эстрадные шутки по
радио! Морок, ужас.
Но это была наша жизнь. И мы вовсе не считали ее плохой.
Дом с трех сторон был окружен стенами и заборами заводов: эмалекра-
сочного и шлакобетонного. А может, только одного эмалекрасочного, а
шлакобетонный располагался напротив, уже не уверен. На ближней свалке
постоянно валялась бракованная продукция вроде эмалированных металли-
ческих табличек для домовых номеров и названий улиц; здесь же можно
было подобрать и гвардейские значки, и, говорят, даже ордена. Орденов
я не видел, а гвардейских значков у меня было несколько: игрушки воен-
ных лет. Повешенное для просушки белье здесь чернело от копоти, когда
начинала дымить труба. Еще одну металлическую трубу поставили уже при