"Марк Харитонов. Способ существования (Эссе)" - читать интересную книгу автора

евреев я все-таки немного знал, но никогда не видел ни такой длинной
лапши, ни таких приспособлений. Позже я подумал, что так в ее мозгу
преобразился слух об итальянских спагетти.
Но вот ведь выучился, кое-что знал даже после нее. Сейчас этому
впору удивляться. Насколько мы все-таки зависим в своем развитии от
внешних условий?
(Вот сейчас уже появляются воспоминания людей, которые выросли при
телевизоре, которым доступна стала литература, не существовавшая для
нас. Но она не затронула и их: новые времена - новая бездуховность.)
Конечно, развитие многих из нас оказалось задержано. Интеллигенты в
первом поколении, мы не имели наследственных библиотек - свою первую
этажерку я заполнил сам. У прежних аристократов, у интеллигентов по-
томственных сословная и семейная традиция облегчала личный поиск - ос-
новные, первоначальные понятия, вкусы, правила были заданы едва ли не
от рождения; отсюда ранняя зрелость и Пушкина, и Пастернака. Мне все
это пришлось вырабатывать долго, непоследовательно, порой мучительно,
все подвергая переоценке.
Но, может, эта потребность в усилии значила для души не меньше, чем
доступность пищи? Может, главное было в этом усилии, в этом душевном
труде? А вот готовность к нему, наверное, задается отчасти природным
устройством, отчасти воспитанием. В семье нам все же привили понятия о
честности, совестливости, доброте, труде. И была, в конце концов,
классика - первостепенная духовная пища. Были Пушкин и Лермонтов,
Толстой и Чехов, и по репродуктору звучала великая музыка.


Поколение

Я поздно осознал свою принадлежность к поколению, даже как бы соп-
ротивлялся чувству этой принадлежности, как сопротивлялся духу време-
ни, моде. В этом сопротивлении есть, наверно, что-то "неблагочестивое"
(слово, которым Томас Манн обозначал позицию священнослужителей, не
откликавшихся на потребность времени в религиозном обновлении). Впро-
чем, время само, помимо моего желания, лепило и лепит меня, мой образ
мира.
Поколение - это, между прочим, те, чье сердце откликнется на песен-
ки Утесова или Шульженко, для кого "Под звездами балканскими" или "В
лесу прифронтовом" пахнут воспоминаниями, талым снегом, керосиновой
лампой, вкусом лекарств, первой влюбленностью. Любители нынешних пев-
цов и ансамблей поймут друг друга через много лет лучше, чем я их.
Или вот это: в 1946 - 1947 годах мальчишки начинали во множестве
болеть за "Динамо", самую популярную - после сенсационных гастролей в
Англии - футбольную команду; годом позже - за ЦДКА. Болельщиков "Спар-
така" и "Торпедо" среди моих одноклассников были единицы, их время
пришло еще лет через пять. По этой примете можно определять если не
возраст, то болельщицкий стаж.
Я помню, как впервые услышал о баскетболе, - в Белоруссии, в город-
ке Добруш, куда моего отца послали после войны работать на бумажную
фабрику. Приятель Марик Веберов, сын портного, приехал из большого го-
рода - из Гомеля и рассказывал про необычную игру, где мяч забрасывают