"Марк Харитонов. Способ существования (Эссе)" - читать интересную книгу автора

нутому мигу, когда меня охватила, влекла и переворачивала страшная и в
то же время нежная сила, с шершавыми бурлящими пузырьками по коже...
Но нет, это все как бы еще не настоящее. Что мы можем на самом деле
знать об этих мгновениях, когда ты - лишь поле борьбы небытия с быти-
ем, и даже не совсем уже ты, вот что главное?
Но ведь, в конце концов, все с этим справлялись.
Писательское желание: умереть так, чтоб можно было осознать и опи-
сать миг перехода.


2

Говорят, никому не дано правдиво описать смерть: все будет умствен-
ная реконструкция. Но вот как это делает Платонов:
"Никакой смерти он не чувствовал - прежняя теплота тела была с ним,
только раньше он ее никогда не ощущал, а теперь будто купался в горя-
чих обнаженных соках своих внутренностей... Наставник вспомнил, где он
видел эту тихую горячую тьму: это просто теснота внутри его матери, и
он снова всовывается меж ее расставленными костями, но не может про-
лезть от своего слишком большого старого роста. Видно было, что ему
душно в каком-то узком месте, он толкался плечами и силился навсегда
поместиться" ("Происхождение мастера").
Или в "Чевенгуре":
"Дванов увидел вспышку напряженного беззвучного огня и покатился с
бровки на дно, как будто сбитый ломом по ноге. Он не потерял ясного
сознания и слышал страшный шум в населенном веществе земли, приклады-
ваясь к нему поочередно ушами катящейся головы... Он сжал ногу коня
обеими руками, нога превратилась в благоуханное тело той, которой он
не знал и не узнает, но сейчас она ему стала нечаянно нужна. Дванов
понял тайну волос, сердце его поднялось к горлу, он вскрикнул в забве-
нии своего освобождения и сразу почувствовал облегчающий удовлетворен-
ный покой. Природа не упустила взять от Дванова то, зачем он был рож-
ден в беспамятстве матери: семя размножения, чтобы новые люди стали
семейством. Шло предсмертное время - и в наваждении Дванов глубоко во-
зобладал Соней. В свою последнюю пору, обнимая почву и коня, Дванов в
первый раз узнал гулкую страсть жизни и нечаянно удивился ничтожеству
мысли перед этой птицей бессмертия, коснувшейся его обветренным трепе-
щущим крылом".
Правда ли это? Тут больше, чем правда. Такого не мог бы рассказать
сам вернувшийся к жизни Дванов.
Или вот: "Мир тихо, как синий корабль, отходил от глаз Афонина: от-
нялось небо, исчез бронепоезд, потух светлый воздух, остался только
рельс у головы. Сознание все больше сосредоточилось в точке, но точка
сияла спрессованной ясностью. Чем больше сжималось сознание, тем осле-
пительней оно проницало в последние мгновенные явления. Наконец, соз-
нание начало видеть только свои тающие края, подбираясь все больше к
узкому месту, и обратилось в свою противоположность" ("Сокровенный че-
ловек").
С этим можно сравнить только вершины Фолкнера:
"Он был еще жив, когда начал падать с седла. Сперва он услышал гро-