"Джоанн Харрис. Спи, бледная сестра " - читать интересную книгу автора

на сквозняке колыхались воздушные шарики.
Но почему мне показалось, что там темно? Свет лился из окна на голые
половицы - вечерний свет, озаряющий яркую комнатку теплым розовым сиянием. У
кровати сидел мужчина, конечно же, чтобы пожелать спокойной ночи своей
дочурке в ночной рубашке, сжимающей в руке плюшевую игрушку. На вид ей лет
десять, длинные черные очень прямые волосы обрамляли ее серьезное
заостренное личико. Лица мужчины не видно - он сидел спиной; но его
коренастая фигура, квадратная челюсть и скованная поза казались смутно
знакомыми. Я с любопытством придвинулась, озадаченная тем, что эту уютную
домашнюю сцену показывают в Галерее гротеска.
Когда я сделала шаг, голова девочки дернулась в мою сторону, и я
отпрыгнула, подавив крик. Девочка снова застыла, ее глаза остановились на
мне и смотрели пристально - я с трудом верила, что это всего лишь кукла из
воска и конского волоса. Неохотно я снова шагнула вперед, ругая себя за то,
что испугалась какого-то механизма. В Лондонском музее восковых фигур были
похожие устройства, приводимые в действие, когда кто-то наступал на пластину
в полу: посетители проходили мимо, и экспонаты начинали двигаться. Я стала
разглядывать пол в поисках секретной пластины.
Вот! Когда я встала на определенное место, она снова задвигалась,
повернула голову в сторону мужчины плавным, мягким движением, которое едва
ли могло быть механическим. Волосы упали ей на лицо, и она нервно откинула
их назад, а другой рукой вцепилась в плотную хлопковую ткань сорочки. Я
вдруг поверила, что, несмотря на обманчивое название "экспонат", это живые
актеры, разыгрывающие для меня какую-то жуткую шараду, и внезапно
рассердилась на свою нервозность - но в то же время страшное чувство
предопределенности овладело мной. Я знала, что сейчас увижу, словно это мои
собственные воспоминания. Беспокойство росло; я коснулась проволоки,
отделявшей меня от комнатки, и настойчиво позвала девочку: - Малышка!
Ребенок не отреагировал, но осторожно двинулся к кровати. Я позвала
громче:
- Малышка! Иди сюда! - Я услышала, как в моем голосе зазвенела
истерика, но ведь девочка могла быть механической куклой. Я попробовала
позвать еще раз, а потом зашла за ограждение. Неожиданно закружилась голова;
падая, я протянула руки к детской фигурке, словно моля о помощи...
Мне было десять лет, снова десять, и, как всегда по воскресеньям, я
пришла повидаться с мамой. Я любила маму, и мне было жаль, что нельзя
проводить с ней каждый день, но я знала, что это невозможно: маме нужно
работать, и она не хотела, чтобы я мешала. Интересно, кем она работает? Мне
нравился мамин дом, такой роскошный, и везде красивые вещи: индийские
статуэтки слонов и египетские гардины, и персидские ковры, как в "Тысяче и
одной ночи". Когда я вырасту, я, может быть, смогу переехать сюда и все
время жить с мамой, а не с тетей Эммой - только тетя Эмма была вовсе не моей
тетей, она была школьной учительницей, и она недолюбливала маму. Не то чтобы
она что-то такое говорила, но я видела, с какой странной гримасой она обычно
произносила "твоя бедная мать" - словно только что проглотила рыбий жир.
Мама никогда не поила меня рыбьим жиром. Наоборот, она всегда разрешала мне
обедать с ней, а не в детской с малышами, и на столе были пирожные и
варенье, а иногда красное вино, разбавленное водой.
Порой красивые девушки, которые жили вместе с мамой, приходили вниз и
разговаривали со мной. Мне это нравилось, они были такие добрые, угощали