"Синтия Хэррод-Иглз. Длинная тень ("Династия Морлэндов") " - читать интересную книгу автора

дочерям актрису, и поэтому обе они умели очаровать разговором и пением.
Аннунсиате казалось, что принцесс непозволительно забросили: кроме
дамских занятий шитьем, музыкой и танцами, они не знали и не умели абсолютно
ничего. Считалось немодным, особенно среди протестантов, чему-либо обучать
девочек; со времен Кромвеля пуритане полагали, что удел женщин - домашний
очаг и вынашивание детей. В отличие от своих родителей, приверженцев старых
взглядов, во избежание всеобщего осуждения принцессы воспитывались как
добрые протестантки.
Но Аннунсиата приехала из Йоркшира, колыбели образования, из семьи с
корнями, глубоко уходящими в католицизм, где обучение женщин считалось
обязательным. Она получила такое же хорошее образование, как и любой
мужчина, и ее удивляло, что Анна Хайд допускает такую ограниченность детей.
Аннунсиата подумала, что герцогиня несколько холодна к дочерям, и размышляла
над тем, какое место отводилось той в их воспитании. Наверное, будь сыновья
герцогини живы, все могло обернуться иначе, и, когда принцесс увели, она со
страданием начала вспоминать печальную историю Анны Хайд и ее погибших
детей. Сын, зачатие которого послужило причиной тайного брака с герцогом
Йоркским, прожил всего шесть месяцев; после Мэри родился Джеймс, герцог
Кембриджский, умерший в четырехлетнем возрасте. Потом появилась на свет
Анна, затем, в шестьдесят шестом году, - сын, который прожил всего несколько
недель, через год - еще один, умерший через несколько часов. В шестьдесят
восьмом родилась дочь, которая не дожила и до года, и в прошлом году
герцогиня родила еще одну девочку, прожившую несколько дней. За десять лет -
восемь беременностей с очень небольшими перерывами. У герцогини впереди лет
восемь детородного возраста, но хорошо известно: чем старше женщина, тем
меньше у нее вероятности родить здорового ребенка. Сердце Аннунсиаты сжалось
от сочувствия, и она вознесла молчаливую молитву Святой Деве Марии и Святой
Анне с просьбой защитить ее собственных детей. Анна Хайд проводила девочек
взглядом и, когда за ними закрылась дверь, тихо сказала:
- Я не завидую их судьбе. Король выдаст их замуж за каких-нибудь
германских принцев, и они безропотно подчинятся своей доле, как агнцы,
которых ведут к закланию. По крайней мере, я сама выбрала свою судьбу, на
горе или на радость...
Она замолчала на минуту, ее глаза заволокло туманом и мысли унеслись
куда-то вдаль.
- Вы знаете, в те дни он был совсем другим. Очень красивым - он и
сейчас красив, но эта красота теперь не греет. Тогда он был молод,
остроумен, очарователен. В Гааге мог танцевать всю ночь напролет, а танцевал
он чудесно. Вы ведь знаете, что народ любил Джеймса больше, чем его брата, -
добавила она, глядя на Аннунсиату. - Можете со мной не согласиться, но в те
времена Чарльза считали суровым и угрюмым. Его ум был чересчур остр. Он
замечал слишком многое и страдал слишком глубоко. А Джеймс был веселым, с
благородными манерами, все находили его весьма привлекательным.
Аннунсиата кивнула, не желая прерывать монолог герцогини. Спустя
некоторое время та продолжила:
- Я влюбилась в него с первого взгляда. Я и в мыслях не держала ничего
подобного, я была никем, лишь дочерью мастера Хайда... Но я была умна! Он
тоже полюбил меня. Сейчас все говорят, что я поймала его в ловушку. Ну и
пусть! Я никогда не была красивой, и сейчас, глядя на меня, все недоумевают,
как он мог хоть когда-нибудь желать меня. Но это было! Было! И мы