"Кохэй Хата. Госпожа Кага Сенагон " - читать интересную книгу автора

комната напоминает какой-то необыкновенный кабинет для ученых занятий и в
ней великое множество вещей, им двоим тут места достаточно. Кохебу хотела
поднять решетчатую ставню, но голос Тамэтоки остановил ее. Какие гулкие эти
стены! Он залюбовался разложенными на полу подушками для сидения. В "Повести
о Гэндзи" в главе "Робкий глас соловья" упоминаются "подушки, обшитые каймой
из дивного китайского узорчатого шелка". Эти не отличались такой яркой
красотой. Тонкие, с единственным слоем ваты, обшитые красной парчовой
тесьмой. И он вспомнил, как веселая девочка в белом коротком платье и
простых шароварах прилежно склонялась над тушечницей, как он - отец ребенка,
растущего без матери, - глядел на ее затылок с тонкими прядками волос,
которым, увы, не хватало пышности, и вздыхал украдкой. Ему были дороги те
времена.
- Такако...
Позови он ее сейчас, как звал в детстве, может быть, дух ее столь же
послушно подойдет к нему и улыбнется весело? Тамэтоки не шевелился.
Неужели хозяйка этой комнаты умерла, так и не дождавшись лета? Да, вот
и недлинный занавес из простого белого шелка отодвинут в сторону двери. И
привычный узор на шелку - красный узор рябью "подгнившее дерево" - кое-где
поистерся. Перед поставцом небрежно брошены друг на друга несколько
соломенных дорожек. Еще один поставец - в два отделения, в нижнем -
двустворчатая дверца, как у божницы. Точь-в-точь как описано в ее
"Дневнике": "...в одном поставце свитки старинных стихов и романов, но кто
осмелится их раскрыть? Они стали гнез-дилищем каких-то неописуемых жучков.
Что за ужас, когда они начинают расползаться в разные стороны! В другом
поставце груды китайских книг, но кто их теперь коснется? Ведь того, кто с
такой любовью их собирал, уже нет на свете". На полу возле стола -
скамейка-подлокотник, крытая лаком и разрисованная золотым и серебряным
порошком: цветы и бабочки. Несколько вешалок у стены, украшенных серебряным
узором. Изящная шкатулка для зеркала, ларец для гребней на низеньком, в две
полочки, поставце. Мерцающий черным прозрачным лаком поднос для еды на
длинной, с широкой круглой основой ножке перевернут, на нем светильня, но
сейчас в плошке нет ни масла, ни фитиля.
Тамэтоки открыл окно. Маленький замшелый камень под водостоком был
очень красив в лучах солнца.
Он пригнулся и стал смотреть на холм, поросший высокими саговыми
пальмами. На плоский козырек висячего ночного фонаря припорхнула пара
птичек; они недавно сидели там, на перилах галереи...
Множество чувств переполняло его сердце. И тут Кохебу рассказала ему о
Катако, его шестнадцатилетней внучке, которая родилась у Мурасаки уже по
смерти мужа. Оказывается, Катако приезжала сюда и даже провела ночь в
гардеробной. Конечно, ей было бы страшно тут одной, и она попросила Кохебу
лечь с ней рядом. Посреди ночи она все-таки испугалась и в объятьях Кохебу
проплакала навзрыд до рассвета... Покоренный прелестью рассказа, Тамэтоки
решил, что непременно проведет здесь ночь один.
Кохебу вскоре встала и вышла, тихонько притворив за собой дверь. И все,
что ни было в комнате, разом погрузилось в тень, только чуть белелись
очертанья предметов. Цикады-сэми и цикады-хигураси переплетали голоса:
надсадный верезг и тонкий звонок. Он нарочно опустил ставни. Голоса
сделались громче: они будто вскипали из мрака и разливались в ушах.
Он все медлил подходить к подушкам, на которых сиживала дочь. Но ему