"В.Гауф. Александрийский шейх Али-Бану и его невольники (сказка)" - читать интересную книгу автора

отца и пошли своей дорогой, повторяя: "Да, не хотелось бы мне быть на месте
Али-Бану".
Вскоре после того, как юноши разговаривали со стариком о шейхе Али-Бану,
случилось им проходить по той же улице в час утренней молитвы. Им вспомнился
старик и его рассказ, и они пожалели шейха и взглянули на его дом. Но каково
же было их удивление, когда они увидали, что весь дворец разубран на славу! На
кровле, по которой прохаживались нарядные невольницы, развевались знамена и
флаги, сени утопали в
дорогих коврах, с широких ступеней спускались шелковые ткани, даже улицу
устилало прекрасное тонкое сукно, на которое многие позарились бы для
праздничной одежды или для покрывала.
- Ишь как переменился шейх за несколько дней! - сказал молодой писец. - Уж
не хочет ли он задать пир? Уж не хочет ли он, чтоб потрудились для него певцы
и танцовщики? Посмотрите только на ковры! Пожалуй, ни у кого во всей
Александрии не сыскать таких! А сукно-то какое на голой земле, просто даже
жалко!
- Знаешь, что я думаю? - молвил другой. - Он, верно, ждет знатного гостя.
Такие приготовления делаются по случаю приема повелителя могущественной страны
или эфенди султана, когда они осчастливливают дом своим посещением. Кого-то
ждут здесь сегодня?
- Смотри-ка, кто это там идет, - уж не наш ли старик? Он ведь все знает и,
верно, нам все растолкует. Эй, старичок! Нельзя ли вас попросить на минутку
сюда! - окликнули они его; старик заметил их знаки и подошел, признав в них
тех юношей, с которыми беседовал несколько дней тому назад. Они обратили его
внимание на приготовления в доме шейха и спросили, не знает ли он, какого
знатного гостя там ожидают.
- Вы думаете, Али-Бану задает сегодня веселый пир или знатный гость оказал
честь его дому? Это не так, - сказал он, - но сегодня, как вы знаете,
двенадцатый день месяца рамадана, а в этот день увели в заложники его сына.
- Но, клянусь бородой пророка! - воскликнул один из юношей. - Все убрано
так, словно здесь свадьба и пиршество, а ведь это для него памятный день
скорби. Как это понять? Согласитесь, у шейха все-таки несколько помутился
рассудок.
- Не судите ли вы по-прежнему слишком поспешно, мой молодой друг? -
улыбаясь, спросил старик. - И на этот раз стрела у вас острая и хорошо
отточенная тетива на луке натянута туго, и все же вы бьете далеко мимо цели.
Знайте же - сегодня шейх ждет своего сына.
- Так он найден? - воскликнули юноши и обрадовались за отца.
- Нет, и, верно, еще долго не будет найден, но знайте: лет восемь - десять
тому назад, когда шейх в скорби и печали справлял этот день, по своему обычаю,
- отпускал рабов и кормил и поил нищих, - случилось ему послать пищу и питье
одному дервишу, в изнеможении прилегшему в тени его дома. А дервиш этот был
святым человеком, прорицателем и звездочетом. Подкрепившись от щедрот
милостивого шейха, он приблизился к нему и сказал: "Мне известна причина
твоего горя; ведь сегодня двенадцатое число месяца рамадана, а в этот день ты
лишился сына. Но утешься, день скорби превратится для тебя в день ликования,
знай: в этот день вернется к тебе сын". Так сказал дервиш. Усомниться в речах
такого человека было бы грехом для мусульманина. Правда, скорбь Али не утихла,
но все же каждый раз в этот день он ожидает возвращения сына и украшает дом,
сени и лестницы так, словно тот может вернуться в любую минуту.