"В.Гауф. Харчевня в Шпессарте (сказка)" - читать интересную книгу автора

первенца и благословить его, но все ее служанки стояли перед дверями и на мои
расспросы отвечали мне, что сейчас никого нельзя впустить к Земире, твоей
матери, что она пожелала остаться одна. Я стучал в дверь, но напрасно, - она
оставалась запертой.
Пока я, недовольный, стоял среди служанок, небо так неожиданно
прояснилось, как мне никогда прежде не приходилось этого видеть; но
удивительнее всего было, что как раз над дорогой нашей Бальсорой появился
чистый, голубой небесный свод, кругом же по-прежнему лежали черные свитки
облаков и среди них сверкали и извивались молнии. В то время как я с
любопытством наблюдал это зрелище, распахнулись двери в покои моей супруги; я
велел служанкам подождать снаружи и вошел один, чтобы спросить твою мать,
зачем она заперлась. Не успел я войти, как мне навстречу заструилось такое
одуряющее благоухание гвоздик и гиацинтов, что мне чуть не сделалось дурно.
Твоя мать поднесла мне тебя и одновременно указала на серебряную дудочку,
которая на тоненькой, как шелк, золотой цепочке висела у тебя на шее.
"Добрейшая женщина, о которой я тебе говорила, была сейчас тут, - сказала твоя
мать. - Она подарила мальчику эту вещицу". - "Так, значит, это колдунья
принесла нам хорошую погоду и оставила после себя запах роз и гвоздик? -
недоверчиво и со смехом сказал я. - Она могла бы подарить что-нибудь получше
этой дудочки, например, мешок с червонцами, коня или что-нибудь в этом роде".
Твоя мать умоляла меня не издеваться над феей, так как феи легко гневаются и
могут тогда свое благословение обратить в проклятие.
Я уступил ей и замолчал, потому что она была больна; и мы не говорили
больше об этом странном происшествии, пока она через шесть лет не
почувствовала, что, несмотря на свои молодые годы, должна умереть. Тогда она
отдала мне эту дудочку, велела передать ее тебе в день твоего двадцатилетия и
ни в коем случае не отпускать тебя от себя хотя бы на час раньше этого срока.
Она умерла. Вот этот подарок, - продолжал Бенезар, вынимая из ларчика
серебряную дудочку на длинной золотой цепочке, - я отдаю его тебе на
восемнадцатом году твоей жизни, а не на двадцатом, потому что ты уезжаешь, а
я, может быть, еще до твоего возвращения буду отозван к праотцам. Я не вижу
никакой разумной причины оставаться тебе еще два года здесь, как желала того
твоя заботливая мать. Ты добрый и рассудительный юноша, владеешь оружием, как
двадцатичетырехлетний, поэтому я сегодня же могу объявить тебя
совершеннолетним, как если бы тебе было уже двадцать лет. А теперь поезжай с
миром и, в счастье и в несчастье, от которого да хранит тебя небо, помни о
своем отце".
Так говорил Бенезар из Бальсоры, отпуская своего сына. Саид с волнением
простился с ним, повесил на шею цепочку, а дудочку спрятал за пояс, вскочил на
коня и поскакал к тому месту, откуда отправлялся караван в Мекку. В скором
времени собралось восемьдесят верблюдов и несколько сот всадников; караван
тронулся в путь, и Саид выехал за ворота Бальсоры, своего родного города,
который ему не суждено было видеть в течение долгого времени.
Новизна такого путешествия и множество никогда не виданных прежде
предметов, встретившихся Саиду, вначале развлекали его; когда же они стали
приближаться к пустыне и местность вокруг становилась все более дикой и голой,
он начал размышлять и, между прочим, задумался над словами, сказанными ему на
прощанье его отцом Бенезаром.
Он вынул дудочку, рассмотрел ее со всех сторон и, наконец, поднес ко рту,
чтобы узнать, не издаст ли она чистого и приятного звука; но увы, она не