"Герхарт Гауптман. Атлантида (роман)" - читать интересную книгу автора

На дворе январь. Разве у него нет известного преимущества перед
апрелем? Мне по крайней мере можно не бояться погоды, не так ли?
Жму твою руку, Фридрих Каммахер!
Твой Георг Расмуссен".
В ответ на это письмо адресат сразу же послал телеграмму из Парижа,
которая освобождала сына, героически встречавшего смерть, от беспокойных
мыслей о здравствующем отце.
В читальном зале гостиницы Гофмана близ гавани Фридрих написал ответное
письмо обреченному на смерть другу:
"Дружище!
Пальцы у меня окоченели, однако я неустанно окунаю треснутое перо в
заплесневевшие чернила. Но если я не напишу сейчас письма, то ты получишь от
меня весточку не раньше чем через три недели: сегодня вечером я отплываю на
борту "Роланда", парохода Северогерманской судоходной компании. Выходит,
твои сны в самом деле чего-то стоят - ведь никто же не мог рассказать тебе о
моем путешествии. Это исключено, я и сам-то за два часа до того, как получил
твое письмо, никаких планов не строил.
Послезавтра исполняется год с того дня, как ты после своего второго
кругосветного путешествия прямо из Бремена приехал к нам в Гейшейер и привез
с собою целый ворох историй, фотографий и сигарет от Симона Арцта. Кстати,
не успел я вступить на британскую почву, как в двадцати шагах от пристани
увидел в витрине нашу любимую марку. Я, конечно, сразу же закупил эти
сигареты оптом и вот как раз сейчас курю, отдавая дань доброй памяти. К
сожалению, кошмарный читальный зал, где я пишу это письмо, табачным дымом не
согреешь.
Ты уже провел у нас две недели, как однажды зимней ночью в дверь моего
дома грозно постучалась судьба. Оба мы рванулись к той двери, да, видимо,
простыли при этом. Что до меня, то я нынче продал дом, оставил практику,
своих троих ребят определил на полный пансион в чужом доме. Ну, а жена... Да
ты ведь и сам знаешь, что с нею стряслось.
Черт возьми! Как хватают порою за сердце наши воспоминания! До чего же
хорошо было нам обоим, когда ты стал замещать нашего захворавшего коллегу. Я
и сейчас, словно вчера это было, вижу, как ты, сидя в его санях и в его
лисьей шубе на плечах, объезжаешь больных. А когда он умер, разве мог я
иметь что-то против того, что так близко от меня поселился ты, такой славный
сельский врач? Хотя прежде мы немало потешались над голодной долей сельского
врача.
И вот все пошло совсем другим путем.
А помнишь, как мы не уставали шутить по поводу золотистых овсянок,
обрушившихся на заснеженный Гейшейер? Стоило приблизиться к голому кусту или
дереву, как казалось, что они вдруг начинают трястись, сбрасывая с себя, как
бесчисленные золотые листья, стайки этих птиц. Это, говорили мы, сулит нам
горы золота. А по вечерам мы лакомились этими самыми овсянками, потому что
горе-охотники продавали их огромными партиями, а моя выпивоха кухарка
чудесно умела поджаривать этих птичек. Ты клялся тогда, что не останешься
врачом, если государство не отдаст в твое распоряжение огромный склад
товаров, чтобы ты мог обеспечить больных бедняков мукою, вином, мясом и всем
необходимым. А теперь вот злой гений цеха врачевателей тебе подножку
устроил. Но ты поправишься, никуда от меня не денешься!
Я уезжаю в Америку. Почему? Узнаешь, когда увидимся. Жене моей, которая