"Джеффри Хаусхолд. Одинокий волк " - читать интересную книгу автора

одновременно, и если меня потребуется убить, сделать это будет нетрудно.
Даже если предположить, что им не удастся инсценировать несчастный случай
или самоубийство, мое убийство будет признано немотивированным или
совершенным по ошибке, убийцу не арестуют, а если арестуют - то совсем
непричастного к делу.
Потом мне подумалось, что случайно брошенные слова Вейнера меня сбили с
толку, и мое беспокойство нелепо. На кой черт, думал я, заниматься им
рискованным делом и вытаскивать меня из собственной страны? Неужели они
воображают, что я могу запугивать их, предприняв аналогичную экспедицию?
Как мне ни хотелось этого, я признавал, что вообразить такое они могут.
Они знают, что поймать меня трудно, и если захочу, спокойно могу вернуться и
еще раз испортить нервы большому человеку. А насчет того, надумаю я такое
или нет, среди моих оппонентов (врагами я их называть не могу) были весьма
выдающиеся охотники на крупную дичь, способные понять, что такой соблазн
считать немыслимым нельзя.
Люк бака больше не задраивали, и, лежа на своей диванной подушке, я
испытывал дискомфорт, несколько больший того недомогания, что обычно
испытываю на море. Моряк я неплохой, но даже в каюте первого класса я
чувствую себя слегка разбитым и сонливым, и меня хватает только на то, чтобы
пройтись от каюты до библиотеки и обратно да слабо улыбнуться попутчикам за
аперитивом перед обедом. Плюсом этого моего путешествия было то, что мне не
требовалось ни с кем быть вежливым, а минусом - что мне нечего было читать.
Я все время спал и временами маялся в тревожных сновидениях.
Гул и рокот дизелей, звучный и напряженный, как бой племенных
барабанов, дал знать, что мы идем вверх по Темзе. Ход замедлился, чтобы
взять на борт лоцмана; в капитанской рубке суетились и трезвонили телеграфом
в машинное отделение в толчее Грейвсендского плеса; запустили электрическую
лебедку, когда швартовались, как я понял, где-нибудь ниже мостов (поскольку
во время прилива судно шло слишком высоко, чтобы пройти под мостами дальше);
снова двинулись вверх по течению часов через семь, и мне казалось, что нас
тянут через Пуль, через Сити, Вестминстер и Челси, пока телеграф бессвязно
не отзвонил вниз "стоп машина".
Раздались грохот и топот, после чего все стихло. Через некоторое время
мой бак открылся, и я понял, что мы стоим в грязной луже Уондсуорта. Через
люк пришла еще одна записка вместе с массивными темными очками, завернутыми
в коричневую бумагу.
"Не выходите через ворота. Там стоит караульный, мне его вид не
понравился. Под палубой правого борта есть шлюпка. Как будет спущена на
воду, я постучу, и вы быстро спускайтесь. Гребите напротив к трибунам у
восточной стенки Хёрлингхэма. Шлюпку я отгоню потом. Желаю удачи.
Р. Вейнер (первый помощник)"
Он постучал по люку через час или около того, я высунул голову и плечи,
просто став на ноги - иначе там и не выпрямиться. В каюте мистера Вейнера
горел свет и слышался громкий разговор; он позаботился, чтобы меня никто не
видел, и развлекал ночного вахтенного. Я спрыгнул в шлюпку и тихо погреб к
другому берегу через красные полосы отраженных на воде городских огней к
черной полосе воды под деревьями. Свидетелем моего прибытия была только одна
молодая парочка, обязательная в любом темном месте большого города. Было бы
лучше устроить для них, скажем, Парк недолгих увлечений, куда доступ
распутным святошам и престарелым чиновникам был бы строго заказан. Но