"Джеймс Хэвок. Мясная лавка в раю (английский андеграунд) " - читать интересную книгу автора

панциря, и бороздит небо сосками, словно граблями. Лежа ничком среди
нарциссов, что исполнили обет, я слышу монолог метаболической луны, ощущаю
ее сардоническую этиоляцию и вкрадчивые подсадки на кальций, и вот мой таз
отбрасывает волчью тень. Я нападаю, внюхиваясь в мутные воды девки, мои
передние лапы шлепают по ручейкам, исчертившим ее раскрытые бедра, потом мое
нежное рыло вторгается в алые вздутые губы ее влагалища, пропахивая борозды,
откуда валятся слитки освежеванного лотуса во плоти. Глаза, еще недавно
опечатанные жженым отвращением, отчаянно слезоточат, все шире раскрываясь
под криками космических сапфиров. Я взбираюсь на нее, моя морда тисками
сжимает ее лицо, трубчатые резцы глубоко входят в плоть и сосут сладкий жир
ее щек, коренные зубы хрустят носовым хрящем. Я стреляю вовнутрь столбнячной
спермой, калечу булькающие останки. Цветные дожди вскипают звериными
криками, моя растянутая грудная клетка вибрирует от какофонической подкожной
перкуссии, все чувства поруганы красной рапсодией, что парализует, ротовое
отверстие маски оргазма мелькает там, где тройная шестерка сосет шебуршение
ангельских крыльев бархатной аннигиляции над каровыми озерами цвета
диссонирующей кожи, полыхающие тюльпаны выстреливают из куколки кошки, как
пластинка, крутятся привидения, ослепленные фейерверком брюшных штормовых
жуков, кателептическая колыбель сзывает фуксиновые фобии, бродяги мокротных
шпилей буйствуют в медленно истекающих кровью широтах драконов, горгоний
грабеж в аляповатых видеокоридорах, опаловые скарабеи пляшут тарантеллу на
улитке джиннова головокруженья, титанические газовые гравюры заряжают
опийное равноденствие проклятым гиацинтом, все зловеще сползается в тень
студенистой долины.
Расплющены внутренним сжатием, строгости сатанеют. Спинной мозг
вылетает из смятого позвоночника, зубы валятся снегом из серых стареющих
десен. Клочья серебряной шерсти проступают сквозь голые мускулы, корни
фолликул растут в костном мозге. Страдание льет потоками, карминная литургия
звучит наоборот, я прикован к эфирному креслу кактусной боли, пока
бунтарский покров сдирается с моего тела и скачет в лесную даль, плодя
кривые придатки; автомимесис варварской династии, ярящейся в язычестве.
Собачьи чудеса стяжают коды, порожденные костями антилоп в прудах,
погубленных луной, сквозь чьи слабительные диски мое лицо таращится
абсцессом с десятью соприкасающимися анусами глаз, грудь словно склад
заразы, набитый грибовидной музой. Культями рук я глажу тащащую таз мадонну,
трахнутую в колыбели, зачарован первозданным варварством в пуху ее
прохладного пупка убийцы. Ее сосущий секс предлагает жизнь в колбе, сирокко
губ эстетизирует элегию священной проституции; на плавучих льдинах слизневых
меридианов поливальные машины сбрызгивают могильники мелко рубленными
херувимами. Настроившись на дрожь, климат двоится. Все дьяволы родятся
вновь, танцуя с элегантностью сгорающих детей, и предрекают треугольную
грозу.
Жизнь есть рытье траншей, где ханжа - Святой Герпес разливает
половником алименты и милостыню из супниц с теплыми экскрементами, вызывая
тем временем из среднего уха фантазию, порожденную божественными гаметами,
чьи микрочастицы разрушают анатомию касанием. Девочкомальчики змеиной
королевы продевают языки сквозь все отверстия, я чувствую, как они смачно
слизывают сало с моих почек. Водопад крови орошает морг, что кормит сам
себя, и наше вымиранье превращается в прожорливую еблю телепатов. Ненависть,
стихийная отрава, пробегает по галлюцинозным травам; горные пики