"Джеймс Хэвок. Мясная лавка в раю (английский андеграунд) " - читать интересную книгу автора

семя слагается из мельчайших каннибальных сефиротов, колонизирующих
влагалище, где они конструируют негасимые угольные кострища, над которыми
они варганят барбекю из вкусненьких спермиев ее смертных поклонников.
Невыразимо возбужденный этим описанием огульной ебли, я падаю на третью
женщину, где-то всего семь месяцев знакомую с грехом. Взрезав и вскрыв ее
гротескную брюшину, я извлекаю на свет божий спрятанный там отвратительный
зародыш, оживленный окатыш, жеманно осклабленный, будто рваная калька.
Лоснясь водянистым предродовым битумом, я совершаю акты насилия над
угорелым, приводящие к ощущению статичного полета сквозь космос, осязаемых
негативов, фрикций фантомов при нуле температур. Хомуты бытия гнутся будто
железное масло, намекая на неприроду. Золото дьявола, черная луна. Я,
инквизитор на метафизическом вскрытии, существующий только лишь, чтоб
входить в замерзшие губы. Яства становятся плошками плачущих экскрементов
перед моими пристальными глазами, гвоздики взрываются, вбросив в игру
мертворожденную кость. Кровожадное дерево украшено заблудившимися охотниками
в ореолах роящихся пчел, похожих на первобытных призраков, пишущих
подстрекательство к бунту. Иглы кожи отфильтровывают пиорею из перистых
пизд, издевательские квазары ослепляют просителей; всех любовников
заваливает раковыми опухолями наглый оливковый синяк; Сириус в склонении.
Охристые лапы нежно опускают мои веки, предоставив тринадцати освобожденным
гарпиям срать огнем на епархию самоубийственной триады.
Узрите же страну, где жалкие бесполые бродяги вцепились в ягодицы за
пределами их понимания, где женщины бегут поклонников из детства, чтоб
прелюбодействовать с демонолитами в заброшенных конурах. Перед священниками,
что повешены бесхозными церквями, они танцуют голые под свист бедренных
флейт, спина к спине, их бритые лобки прикрыты яркими тупеями козлиной
шерсти. Двери, исписанные скатографическими символами, ввернуты вовнутрь,
как рвущаяся плоть, зияя герметичной чернотой, встречаемой в костях. Горячая
коричневая вонь струится вон, и вонь асафетиды, что горит на плоских блюдах,
приветствуя промозглость тихим грохотом трахнутого Христа. Следующая
неофитка заходит и ложится, раздвигая ноги, на мокро блещущий алтарь.
Кастрированные хористы и преступники, вихляя бедрами, крадутся в
женских платьях по приделу, зажигая свечи - импотентные тени, прислуга
подземельных гедонистов. Тихие огоньки показывают шевеленье наверху, где
замученный пыткой священник болтается на веревках у самых концов двух
раскачивающихся рельсов, подвешен за оба плеча на зазубренные мясные крюки.
Его отпиленные кисти привинчены к соскам, половые органы оторваны и прибиты
к кафедре. Вместо них приживлена свиная голова, она сопит и хрюкает меж
оплеванных бедер, аватара свиного мешка хирургического возмездия. Сопрано
сотрясает мантрой сваи с наткнутыми псами, кошачьи лапы оперируют шестернями
и шкивами, фуникулер изнасилования громыхает на спуске. Тут поросячий
привесок начинает дрожать и скулить, пятачок извивается, вдруг унюхав мокрую
дырку жертвы, ноздри ширятся, роняя капли прозрачного лубрикатора. Священник
смотрит под себя, рвотный крем жаб покрыл его душу, он чувствует, как кровь
жизни вскипает в его голове, кости его с треском лопаются, зубы его вылетают
и ранят чувствительный пуп, а пятачок тем временем удлиняется, выпрямляется
и ныряет вглубь алого фетиша. Вопль горна, дурные моря, что штурмуют
твердыню омаров, потерпевшую катастрофу на дряблой скале полуострова, хохот
кошачьих и экстаз крестовых костей, гордый гимн наутилусу, скрежет дуэли
металлов, траектория отвращения, колени жреца, скребущие бронзу, болтовня