"Джеймс Хэвок. Мясная лавка в раю (английский андеграунд) " - читать интересную книгу автора

запечатленных на холстах хвостов, что отчеканены на оболочках мозга
стальными перьями ядерной угрозы.. Чудовищная черная акула восстала из
седого океана, посвященного в таинства, коих вам не узреть никогда.
Кораблекрушительный ужасающий жребий повязал всем медведям маски, он
держит державные дыры в вакуумном королевстве, выстроив их по гнилому
ранжиру. Бунтующая болезнь под названием человечество конфискует свободу.
Великий Магистр четвертует муляж румяного яблока, демонстрируя скрытую в нем
кочергу ножевого червя - Вину, ректального паразита, что жрет шальную
любовь. Угнетенные монахини и жены подползают задом наперед к его способной
сокращаться клетке, их юбки задраны над задранными задницами, анусы
расширены, чтобы принять язык, энзимы коего разрушат муху мысли, что
цепляется внутри.
Мои Искусства присосались к ночи, астральные мольберты раскрываются и
кровоточат на епархию карликов снарядами сумрачного истока, вспахивая зоны
пораженья, где фантасмагории обрезанного мозга тычут мятежами в рожу. Сирена
порота кнутом и вздернута на дыбу, дьявольские доги слакивают пот ее
религиозного пупка, жабры подмышками захлебываются водопадом фавнов,
горностаевым говном и отрубленными руками охотников на медведей. Я не
стерплю, чтобы священник занимался здесь вербальным онанизмом, когда лесные
чащи все еще пульсируют царственными тварями, что изрекают катастрофу.

ЛУННЫЙ ШРАМ

Вальпургиева ночь, раздвоенный хвост, высекающий искры из кремния двора
замка, выхватывает вспышками пульсирующее черное мясо с желтыми глазами,
гепатитный язык, кормящийся жирным настоем из наших кишок, зверский выдох,
марающий мой мозговой холст портретом прогорклого моря, что лежит за
пределами этой тюрьмы агеометрического обсидиана. Гигантскую акулу,
всплывшую, как буй, из пенистой волны отлива, рвет на берег навигатором,
лишенным рук и ног, он заявляет, что вселенная - навозное яйцо, увенчанное
мокрыми червями; его сведенный судорогой рот напоминает мертвенную бледность
тех монахинь, что были изнасилованы членовидными распятьями.
Прекраснозадые сирены в кандалах поют под аккомпанимент вихлявого
галопа годовалых жеребцов-амфибий в ожерельях из морских зубов.
Развоплощенные на этом пляже минерального слияния, станьте свидетелями
концентрической жестокости наших богов и очагов. Сей перешеек патрулирует
сам Жиль де Рэ, в одеждах, сотканных из слизи тысяч детских семяизвержений;
его власа - из чистой кожи, выдубленной островными джунглями, глаза -
свирепые колеса катерины из злата средиземья, руки - жабьи клешни, впервые
преломившие пресный свет солнца над песчаными лагунами во время позабытых
мезозойских сдвигов.
Вручите мне теперь Грааль, что я искал тысячелетья, спеленывая ветхий
торс мотками свежего виверрового мяса, заткнувши собственные экстатические
крики хрусткими коростами, содранными с пизд трепанированных шлюх, опутайте
мои раздувшиеся чресла ржавой проволокой и стеклянным ломом, потом со
страшной силой киньте меня в жуткую купель с кипящей ртутью, приковав к моим
соскам две наковальни из свинца, чтоб я в блаженстве погрузился в самые
пучины, где меня трахнут в жопу сходные с дубинами пронырливые щупальца
кальмара-воеводы.
В эту энтропическую ночь мои гортанные восторги угрожают разгромить