"Джеймс Хэвок. Мясная лавка в раю (английский андеграунд) " - читать интересную книгу автора

вздувшийся клитор. Возмущенные псы встают на задние лапы, бешено лают и
воют, натягивая повода. Тяжелый ковер человечьих останков шевелится, оживая,
манекеноподобные экскременты визжат и приплясывают по всему чердаку, кости
взрываются, будто шутихи; воздух забит мельтешащими, черными, сгнившими
лепестками, напившимися нимфоманских молекул. Кататония возвращается в глаза
Хэвок, жар и цвет истекают из ее плоти, втекая в мою, эйфорическое увечье,
укол какого-то чистого, колдовского наркотика. Корчась от ненасытной жажды
экстаза и пира, я щупаю ее половые губы, забитые жирным холодным соком, пока
мои пальцы не втыкаются в ее анус, втирая смазку в зияющий обод. Хэвок
автоматически приседает, и яростность псов достигает крещендо, когда я вхожу
в ее смерзшийся ректум. Хэвок стремглав коченеет, как севший на кол
каменеющий труп; последние кванты ее энергии плавят меня. Я слышу ее
окончательный вздох, древний шум, будто колокол смерти в часовне мехов, и
тут же мастифы срываются с привязи.
Я жду расчлененья. Но преданные чудовища устремляются к трупу своей
госпожи; Грудерез жадно гложет сладкое сало ее грудей, а Шкуроморд срывает
мясистую смертную маску своими пенными, тысячелетними зубьями. Предоставляя
безумью закончить свою последнюю каннибальную трапезу, я захлапываю и навек
запираю засовом дверь чердачного саркофага.
Давай. Поиграй со мной.

ЯЙЦЕКЛАДБИЩЕ

Мозг Эштона был болен грязью, с центром, похожим на мертвый мясной
мешок. Пятерка подлордов из воска воздела его в венерических петлях, они
преломляли его пожухшие похоти сквозь этот витраж из кишок. Столетьями он
висел на своих волосах над везувиальными ваннами, закативши глаза, морщины
его лица открывались и закрывались, как корявые трещины в висельном дереве,
еженощно насилуемом палачом, что сдуру казнил всех шлюх.
В глубинах мешка срастались виденья яиц. Эштон начал воспринимать
величие собственной эволюции, уподобляя свои размышления тем прибойным валам
новозвездного блеска, что вздыбливаются над поверхностью Солнца, необратимо
расплескиваясь, газообразным, красным и черно-ползучим бурям автомимезиса.
Будто беременный дождь, он орошал все планеты, взбивая их почву в волнистую
грязь, протоплазму, с помощью коей он мог бы протявкать свою квинтэссенцию
мук. Его альтер-эго висело в яйце, и сквозь трещины в скорлупе раздавались
самые мерзкие песнопенья; гимны во имя уничиженья и уничтоженья женского
рода, гимны во имя возвышенья свиней и поросячьего прелюбодеянья, во имя
жарких свинарников и полных помоев корыт; гимны, прежде всего, в честь
святого высокого Овума - матрицы всех его сумасшедших пристрастий и
приговоров, ядра королевства Говна.
Таким образом Эштон и сбежал от себя, возродившись - нахохленным,
психопатическим эмбрионом внутри своего яйца, пораженного лепрой и
погребенного в обжигающей жиже, с огромным карманом внутри, утыканным пнями
сексуальных желаний и прочими траурными плодами, исконно растущими в этой
влажной, бубонной дельте. В духе всех поверженных королей, деформированных
вращением времени, абсолютно все его мысли направились на вымирание и
глобальную порчу.
Настал день его коронации. Не успев водрузиться на свой ниспадающий
трон из прокисшего ила, Эштон начал порочный и злобный крестовый поход