"Джеймс Хэвок. Мясная лавка в раю (английский андеграунд) " - читать интересную книгу автора

воображать себе общество где-то под досками пола. Вскорости семеро
куртизанок из чистой соды нежились у него под ногами. Пасха настала. Краль
приник к лучику звездного света, надеясь, в который раз, что узрит
благосклонный рисунок созвездий; и вновь он увидел лишь только рыдающий
галактический псориаз. Предательство. Ошеломленный сим сговором,
проистекавшим из шифра, Краль ощутил погружение в транс. Он встал на колени
перед иконой отца: канонизированным антиликом в океанически-розовом нимбе из
декадемонов, распятых, как крысы на солнце. Лезвия скальпелей вылезли из
холста; сектантские, прелюбодейные, благословившие бурные воды.
Мольбы его парировал хохот гвоздей и опилок; в ту же секунду кожа
взбугрилась на стенах и потолке. Краль отражал лишь единомоментный приход
своих навязчивых демонов: на правом плече - Эдгар ван Гняу, в рясе рапсодии,
блещущей выхолощенной эктоплазмой; на левом - Рэгфон Каделла, в жестоком
плюмаже и сыромятной мантии, взрезанной филигранью болтающих баек и
порванного переполоха. Каделла запугивал Краля, как зверский ангел, радуга
из языков, хлеставшая из его злого зоба, приказывала тому нацепить себе
шпоры отмщения. Он говорил о пактах между клыкастыми и беспалыми, живописал
родительских аспидов, скачущих в брачных лентах из крайней плоти. Гняу
протестовал.
Тени смялись над головой. Дразнящая кожа спустилась полночными петлями,
вытащив семерых любовниц из разоренного склепа и вздернув их в воздухе; ибо
они не имели крыльев. Краль поднял голову и взглянул на смятенный ряд из
расщелин, которые он столь любовно выдолбил долотом между белых и твердых
бедер. Казалось, они расширяются, сокращаются, гнутся; и, наконец, принимают
вид букв, пишущих ОТОМСТИ на ужасном озоне.
Концепция пала на правое полушарие его мозга, укоренившись с неведомой
силой, не знающей никакой пощады. Испепеляющим выдохом он сбил прочь с плеч
паразитов. Рэгфон Каделла легко воспарил, злобно глядя сквозь комнату; Краль
проследил за красным лучом его взора; Эдгар ван Гняу, лжемиротворец, вис,
как слюна, на сдирающем кожу лунном протуберанце, выпущенном печальной,
млечной дугой какого-то звездного арбалета. Глаза его были всего лишь
белесою слизью. Без сожаления Краль соскреб его и утопил в бутыли со
спиртом. Годы его нерешительности прошли навсегда.
Каделла принял кубический облик; лицо его стало карминным от крови.
Кадык открывался и закрывался на горле, произнося бессловесные прокламации.
Краль, опьянев, смотрел на себя взглядом демона, видел смертельного мстителя
и капитана жаждущей бойни шлюшьей команды. Он чувствовал ласку множества
нежных ручек. Его куртизанки, наконец-то из плоти, преступницы.
Это была Пасха Пасх.
Сброшен неведомым кожаным сателлитом, зверь с восемью животами и
спинами куролесит вовсю: Краль-Кровебой и семь его потаскух. Их задача, их
метод - непостижимая картина для сборки, извивы которой неповторимо следуют
за капризами Кровебоя.
Каждый сдвиг ночи приносит очередной триумф нерушимому пурпуру их
удушающего медового месяца; очередной трофей срывается для алтаря. Хирурги,
священники, молодожены всех возрастов и полов; кулаки вылетают из содовых
ртов и приковываются к цельностальным операционным столам. Кровебой
работает, как машина, исполняя раги резекции и ампутации, декламируя
скоросшивательные сонеты; следы его игл и ножей сплетаются в непримиримое
полотно, паноптикум шрамов, в котором он видит стремительную победу, видение