"Джеймс Хэвок. Мясная лавка в раю (английский андеграунд) " - читать интересную книгу автора

и холодном, свежевырытом торфе, они давали жаждущей молодежи напиться вволю
из всех отверстий. Сгнившие трупы, набитые орхидеями, вешались на веревках,
как пологи в опочивальне, на нависших ветвях.
Развалясь на спине, с головой, шедшей кругом от взгляда в звездный
калейдоскоп, Зилла стала воображать венерическую болезнь печальным и темным
странником на равнине ворон; провозвестником правды, что вечно скитается
проклятым. Мертвым шпионом, пронырливым и прожорливым, спящим в обысканных
атомных камерах, пирующим только низменными телесными спазмами, пенной
накипью самых глубинных источников. А потом вновь срастающимся, как
воскресшее чудо, приносящим все излишки энергии в жертву собственному
бездонному сердцу; превозносящим плотскую бренность в зеркале декаданса.
Вскоре Зилла уже одаряла вниманием только лишь старых самцов, мужчин, у
которых мог в гавани быть этот хищный любовник, с которым она так жаждала
слиться. Гонимая обществом, презираема даже сестрами, она сама превратилась
в бродягу, ее блудная тень омрачала весь мир, а она все надеялась, что
эрогенный призрачный странник однажды поселится в ее внутреннем царстве.
Так Зилла и устремилась вперед, на поиски пораженной плоти, в
сопровождении каравана причудливой фауны. Прибивая отборные органы к мощной
плите из обсидиана, которую она волокла на плечах, она начала конструировать
зеркало собственного изобретения; черное зеркало, в коем однажды возникнет
ее всепоглощающий князь.
Вперед, Зилла, вперед; коса вздета, чтоб жать альбиносное мясо, с
кольцом ясновидящих язв вкруг него! Вперед, покуда кудахтанье твоего
жабокрылого авангарда не потревожит защитный форпост беглеца: Далматинскую
Суку. Оттопыривши брыли, с бородою из заячьих мышц, стерва Гэлпина нагло
крадется по вьючной тропе. Зилла сразу же замечает, что собака срет формами;
ее напряженная, пятнистая задница мечет неправильные семиугольники и
треугольники, которые, в свою очередь, эманируют бирюзовыми монстрами.
Крайне нелепые образы формируют их стену скулящего сна: мезозойские сумки,
гноящиеся под раздвоенным хвостом вихря, анаконды, сосущие мед из связки
священнических голов, шкаф с дохлыми галками, мокнущий под дождем.
Мертвоголовые моли уселись на сукины сиськи, висящие рдеющими рядами, рябые
от Гэлпиновых молочнозубых укусов. Вопли чудовища рвут в клочья небо из
оранжевых тряпок.
Лишь Зилла без отвращения смотрит на это зрелище; осознавая сигналы
сверхновых в орбите собаке, она умудряется вызвать прекрасного, вирулентного
призрака: духа водобоязни. Чувства поруганы, сука несется, ослепнув от
пенного страха. Химеры ее многогранных фекалий сжимаются. За испаренной
стеной жалко корчится потный беглец, мучнистые щеки пыхтят, как меха. Его
морда похожа на канталупу гнилой ветчины, вся измазана жидкой известкой.
Гэлпин лишь хнычет, когда амазонка, расставивши ноги, встает перед ним и
мочится прямо в лицо; потом он безропотно подставляется яркому лезвию.
Бросив свою добычу, Зилла крепит свежайший трофей к заразному зеркалу,
наконец-то закончив выкладывать стухшую раму. Чернильный камень светлеет,
картины сливаются в мрачных, неверных глубинах.
Картины Судьбы.
Сквозь распадный туннель из похищенных, пророчащих опухолей Зилла видит
день своей свадьбы. Она - в платье красного бархата, под капюшоном, венок
сочных гвоздик увивает ее чело, контрастируя с темно-зеленой, отмершей
тканью, червивым обличьем третичного сифилиса. На ее увечную руку оперся