"Фридрих Август фон Хайек. Индивидуализм" - читать интересную книгу автора

битвы, или коммерческую деятельность, или же народ как целое. Когда мы
пользуемся любым из этих понятий, за ним всегда обнаруживается схема,
соединяющая индивидуальные действия осмысленными для нас отношениями;
другими словами, мы пользуемся теорией, которая говорит нам, что является и
что не является частью нашего предмета. Ничего не меняется от того, что
теоретические обобщения обычно делают за нас наши информаторы или источники,
использующие при сообщении факта такие понятия, как?государство? или?город?
которые невозможно определить в физических терминах и которые отсылают нас к
некоему комплексу отношений, каковые, будучи выражены в явном виде, и
составят?теорию? данного предмета. В таком случае социальная теория в том
смысле, в каком я употребляю это понятие, логически предшествует истории.
Она объясняет понятия, которыми должна пользоваться история. Безусловно, это
не противоречит тому, что историческое исследование часто вынуждает
теоретика пересматривать свои построения или создавать новые, с помощью
которых он может упорядочить полученную информацию. Однако пока историк
говорит не только об индивидуальных действиях определенных людей, но о том,
что мы в каком-то смысле можем назвать социальными феноменами, его факты
могут толковаться как факты того или иного рода только в терминах некоей
теории, показывающей, как эти элементы связаны воедино. Социальные
комплексы, социальные целостности, которые рассматривает историк, никогда не
бывают даны в готовом виде в отличие от устойчивых структур органического
(животного или растительного) мира. Они создаются актом конструирования или
интерпретации самого историка? конструирования, чаще всего осуществляемого
бессознательно и без какого-либо разработанного аппарата. Но в некоторых
случаях, когда мы, например, имеем дело с языками, экономическими системами
или сводами законов, эти структуры оказываются столь сложны, что без помощи
хорошо разработанной техники их уже невозможно воспроизвести без угрозы
ошибиться или запутаться в противоречиях. Все это и является целью
теоретических построений в общественных науках. Они не заняты социальными
целостностями как таковыми; они не претендуют на то, чтобы открывать путем
эмпирических наблюдений законы поведения или изменения таких целостностей.
Их задача скорее состоит в том, чтобы, если можно так выразиться, составлять
(constitute) эти целостности - предлагать схемы структурных отношений,
которые историк может использовать, когда пытается соединить обнаруживаемые
им в действительности элементы в осмысленное целое. Историк не может
избежать постоянного использования социальных теорий в этом качестве. Он
может поступать так неосознанно, и в тех сферах, где отношения не слишком
сложны, его инстинкт может вести его верным путем. Но когда он обращается к
таким более сложным явлениям, как язык, право или экономика, и все же
пренебрегает использованием моделей, разработанных для него теоретиками, он
почти наверняка попадет в беду. И эта?беда? многозначительно проявит себя в
том, что теоретик покажет ему, что он либо запутался в противоречиях, либо
выстроил в своих объяснениях такую причинно-следственную цепь, которая
никоим образом не следует из принятых им предпосылок, как он сам будет
вынужден признать, стоит только сформулировать их в явном виде. Из этого
следуют два важных вывода, которые здесь можно изложить только кратко.
Первый заключается в том, что теории общественных наук не состоят
из?законов? в смысле эмпирических правил относительно поведения объектов,
определяемых в физических терминах. Теория в общественных науках пытается
лишь предоставить технику умозаключений, помогающую нам связывать отдельные