"Альфред Хэйдок. На путях извилистых" - читать интересную книгу автора

горячей материи на живущей вокруг меня странной, простой и, вместе с тем,
таинственной земле. Ведь миллионы людей, вышедших из земли и к ней
прикованных труженников-крестьян так и живут, рождаются и умирают,
растворяясь в синей мгле природы, где печальная ночная птица одиноко
кличет над ними свое - "пи-ит", "пи-ит". И если бы еще была женщина,
которая бы награждала меня тихой лаской после дня упорного труда! - что же
еще требовать от жизни?"
Я почти уверился, что нашел ключ к счастью и разрешил проблему
собственного существования. Но в тот момент что-то случилось: ко мне шла
женщина... В сумерках белым пятном выделяется ее головной платок, - это
была Аксинья. Она подошла вплотную и спокойно стала со мной рядом.
Странно, - как только это произошло, - тихие голубые сумерки вечера
покинули меня, вместо них заколыхались во мне трепет ожидания чего-то,
смутное желание и таинственная уверенность в неизбежном...
- Аксинья! - голос мой звучал приглушенно.
- Тише, как бы не услышала свекровь, - также приглушенно ответила она.
Я еще раз взглянул на нее и мгновенно понял, зачем она пришла ко мне:
сила земная, бесхитростная и прямая говорила в ней так же, как в этой
укутанной голубым туманом земле, и выгнала ее от больного мужа к одинокому
мужчине, который не скрыл перед ней своего восхищения ее работолюбивыми и
сильными руками...
Пусть говорят после этого, что нет таинственных духов, которые иногда
подслушивают наши желания.
Еще раз в темноте раздалось уже совсем глухое:
- Аксинья!
И еще раз другой голос, сдавленный, еле слышный, прерываясь, прошептал:
- Тише!..


3

Логический ход вещей неумолим: я всегда говорил, что Кузьма напрасно не
ляжет в больницу, - он умер, и это случилось, право, скорее, чем можно
было ожидать. Ордынцев такого мнения, что мужик, привыкший работать с утра
до вечера, - умирает скорее, чем белоручка, ибо он не может примириться с
ничегонеделаньем в постели. Может быть, Ордынцев и прав. Мы справили
похороны и очень далеко везли покойника на кладбище, где предали его
земле, которая ему, действительно, мать.
Теперь уже прошла неделя после похорон, и Аксинья ведет себя так, как
будто только ждет моего решающего слова, и я стану здесь хозяином. Но
разве Сатана, которого ради благозвучия предпочитают звать Мефистофелем, -
разве он когда-нибудь оставляет человека в покое? Нет!
Никогда! Третьего дня я ездил на станцию отвозить зерно и - к счастью
или к несчастью, этого я еще не знаю, - очутился на перроне в момент
прихода трансазиатского экспресса.
Кто бы мог мне сказать, каким колдовством проникаются прозаические
вагоны и неуклюжие современные пароходы, если они - дальнего назначения?
Они оказывают на меня поражающее влияние... Не слетают ли к ним во
время дальних странствований синеокие духи обманчивых, вечно влекущих
мужчину далей? Те, кто, сизые, залегли дымкой или причудливыми облачками и