"Эрнест Хемингуэй. Отцы и дети" - читать интересную книгу автора

просеке до самого поселка. Он и теперь чувствовал всю эту дорогу под
босыми ногами. Вначале она шла по хвойному лесу позади коттеджа, устланная
перегнившей хвоей там, где бурелом рассыпался в прах, и длинные щепки
торчали, словно дротики, на расколотом молнией стволе. Через ручей лежало
бревно, и, оступившись, можно было увязнуть в черном болотном иле. Выйдя
из лесу, надо было перелезать через изгородь, а дальше твердая, высохшая
на солнце дорога вела через скошенный луг с торчащими кое-где стеблями
конского щавеля и коровяка, трясина же, где водились кулики, оставалась
слева. На ручье стоял летний сарай. За сараем лежала куча свежего навоза,
а рядом другая куча, уже подсохшая сверху. Дальше опять начиналась
изгородь и твердая, горячая дорога от сарая к дому, а потом горячая
песчаная дорога, сбегавшая к лесу, и здесь был мост через тот ручей, где
росли тростники; их мочили в керосине и делали из них те факелы, с
которыми по ночам били рыбу острогой.
Потом большая дорога сворачивала влево, огибая лес, и поднималась в
гору, а по лесу шла широкая глинистая дорога, прохладная в тени деревьев и
расчищенная там, где вывозили кору, которую драли индейцы. Кору складывали
длинными рядами в ровные штабеля, похожие на домики, крытые корой, и
ободранные стволы лежали огромные и желтые там, где валили деревья. Стволы
оставались гнить в лесу, их даже не убирали и не жгли верхушек. Дубильне в
Бойне-Сити нужна была только кора: зимой ее волокли по льду через озеро, и
с каждым годом становилось все меньше леса и все ширилась выжженная
солнцем, поросшая бурьяном вырубка.
Но тогда леса было еще много: девственного леса, где стволы были голые
внизу, и ветви начинались на большой высоте, и ноги ступали по чистому,
устланному упругой коричневой хвоей грунту, на котором ничего не росло, и
в самые жаркие дни там было прохладно, и они сидели втроем, прислонившись
к стволу пихты шириной в два человеческих роста; ветер шумел в вершинах,
прохладный свет ложился пятнами, и Билли сказал:
- Ты опять хочешь Труди?
- Труди, а ты хочешь?
- Угу.
- Идем туда.
- Нет, здесь.
- А как же Билли?..
- Ну, так что ж. Билли мой брат.
После они сидели все втроем и прислушивались к трескотне черной белки в
верхних ветвях: снизу ее не было видно. Они дожидались, чтобы она снова
зацокала, - когда она зацокает, то распушит хвост, и Ник будет стрелять
туда, где заметит движение. Отец выдавал ему только три патрона на целый
день охоты, а ружье у него было одноствольное, двадцатого калибра, с очень
длинным стволом.
- Не шевелится, дрянь этакая, - сказал Билли.
- Стреляй, Ники. Пугни ее. Она прыгнет. И ты опять стреляй, - сказала
Труди. Для нее это была длинная речь.
- У меня только два патрона, - сказал Ник.
- Дрянь этакая, - сказал Билли.
Они сидели, прислонившись к дереву, и молчали. Нику было легко и
радостно.
- Эдди говорит, он придет ночью спать к твоей сестре Дороти.