"Филипп Эриа. Золотая решетка [H]" - читать интересную книгу автора

чувствовать свободнее и не сидеть с закрытым ртом; она взялась обслуживать
приглашенных сама и потому то и дело отлучалась на кухню, что сказывалось на
настроении гостей. Гости сидели молчаливые, с натянутым видом и ели
медленно, кладя ложку на подставку после каждых двух глотков традиционного
лукового супа, поданного, правда, без сыра.
Под предлогом помощи хозяйке Агнесса, которая не могла отделаться от
чувства подавленности, овладевшего ею на этом странном празднике, встала и,
выйдя на кухню, объявила Мано, что если та не позволит помогать ей, то уж
лучше пусть сразу отпустит домой.
Теперь, когда Агнесса занялась делом, она довольно бодро шагала взад и
вперед по душному залу с низким потолком, где на шафраново-желтом фоне
местный художник изобразил купальщиц и матросов. И Агнесса невольно
спрашивала себя, чего только не нагляделись эти стены в мирное время.
- Агнесса, - сказала Мано, придерживая ее за локоть в маленьком
коридорчике, - не жалейте водки. У меня ее, надеюсь, хватит. А вино лучше
потом. Водку эту я добыла у своего фармацевта в Кань, что поделаешь, все
лучше, чем видеть похоронные лица. Мне не хочется, чтобы моя затея
провалилась.
Однако дело пока не шло на лад и все хитроумные маневры оставались
втуне. Мано задумала это сборище лишь затем, чтобы самой не сидеть сложа
руки и не давать сидеть другим.
"Надо все-таки хоть что-нибудь организовать", - сказала она Агнессе еще
в прошлом году. Тогда она не могла похвастаться особой удачей, но
прошлогодний неуспех ее отнюдь не обескуражил. И ныне здесь, за столом,
царила какая-то растерянность, против которой она тщетно пыталась бороться:
сказывалось это и в случайном подборе гостей, и в этом неурочном часе, и в
гнетущей обстановке странного полуподвальчика, и даже в выборе места
встречи, ибо Мано решила собрать своих приглашенных в Марселе единственно
потому, что он был на равном расстоянии от Виши и Кань, от Ниццы и Лиона. Та
готовность, с которой друзья Мано откликнулись сразу на ее зов, несмотря на
то что поезда ходили редко и были переполнены, свидетельствовала о великой
заброшенности этих новоиспеченных южан, пребывавших в ожидании событий, ход
которых от них не зависел.
Понемногу гости оживились - из-за водки, а также благодаря явному
преобладанию женщин. Женщины заговорили о детях, о прислуге: в общем на сей
раз из какого-то естественного чувства уважения перед празднично убранным
столом вопросы пропитания не заслонили все прочее. Но женская беседа,
интересовавшая далеко не всех гостей, еще не спасала положения. Невозможно
было забыть окружающую действительность. Она чувствовалась и в самих
разговорах, и в тех паузах, которые вдруг следовали за чьей-либо фразой и,
казалось, будут длиться вечно. Весь этот вечер, на котором присутствовало
так необычно мало мужчин, создавал впечатление какой-то неуверенности,
неестественности, которые почти всегда сопровождают трапезы с чисто женским
составом.
Одна из дам говорила больше всех и авторитетнее всех. Это была Тельма
Леон-Мартен. С давних пор эта дама, когда-то довольно известная женевская
щеголиха, мечтала играть роль в обществе, чему препятствовало весьма
посредственное положение ее второго мужа. Первый муж, дипломат и притом
хорошей школы, потерял терпение на пятнадцатом году супружества; он покинул
Тельму в тридцатых годах просто потому, что ему опостылело слушать