"Джеймс Хэрриот. О всех созданиях - прекрасных и удивительных" - читать интересную книгу автора

пасти овец. Было что-то очень знакомое в том, как они принялись сновать на
заднем плане, когда я вернулся к машине - выглядывали из-за тюков
прессованной соломы и с подчеркнутой небрежностью занимали излюбленные
стартовые позиции. Усаживаясь за руль, я увидел, как они прильнули к земле
словно в ожидании сигнала "марш".
Я завел мотор, сразу прибавил оборотов, рванул сцепление и помчался
через двор. В ту же секунду по двору словно плеснула мохнатая волна.
Автомобиль с ревом вылетел на проселок, а по обеим его сторонам плечо к
плечу неслись песики, и на всех мордах было давно мне знакомое фанатичное
выражение. Когда Джок перепрыгнул ограду, семь щенков взвились рядом с ним,
а когда они вновь появились на последней прямой, я заметил нечто новое.
Прежде Джок всегда косился на машину, потому что противником считал ее, но
теперь, покрывая последнюю четверть мили во главе мохнатого воинства, он
поглядывал на бегущих щенков, словно видел в них конкурентов.
А ему явно приходилось нелегко. Нет, он нисколько не утратил прежней
формы, но эти клубки костей и сухожилий, которые были обязаны ему жизнью,
унаследовали его быстроту, и к ней добавлялась непочатая энергия юности,
поэтому ему приходилось напрягать все силы, чтобы они его не обогнали. И
вдруг, о ужас, он споткнулся, и тотчас на него накатился мохнатый вал.
Казалось, все потеряно, но мужество Джока было из чистой стали: выпучив
глаза, раздув ноздри, он проложил себе путь через галопирующую свору и к
тому времени, когда мы достигли шоссе, вновь вел ее.
Но это обошлось ему недешево. Я притормозил, прежде чем уехать, и
оглянулся на Джока: он стоял на травянистой обочине высунув язык, и его бока
вздымались и опадали. Вероятно, то же повторялось со всеми другими
заезжавшими на ферму машинами, и от веселой игры не осталось ничего.
Наверное, глупо утверждать, будто ты прочел собачьи мысли, но вся его поза
выдавала нарастающий страх, что дни его безусловного превосходства сочтены и
в самом недалеком будущем его подстерегает немыслимый позор: он окажется
позади этой своры юных выскочек. Я прибавил скорости и увидел, что Джок
смотрит вслед взглядом, яснее слов говорившим: "Долго ли я еще выдержу?"
Я очень сочувствовал Джоку, и когда два месяца спустя снова должен был
поехать на ферму, меня немножко угнетала мысль, что я стану свидетелем его
невыносимого унижения, ведь ничего другого ждать было нельзя. Но когда я
въезжал во двор фермы, он показался мне странно пустынным.
Роберт Корнер в коровнике накладывал вилами сено в кормушки. Он
обернулся на звук моих шагов.
- Куда девались все ваши собаки? - спросил я.
Он прислонил вилы к стене.
- Ни одной не осталось. На обученных овчарок всегда есть спрос. Да, уж
я не прогадал, ничего не скажешь.
- Но Джока-то вы оставили?
- Само собой. Как же я без него? Да вон он!
И правда, он, как встарь, шмыгал неподалеку, делая вид, будто вовсе на
меня и не смотрит. А когда, наконец, настал вожделенный миг, и я сел за
руль, все было как прежде: поджарый песик стрелой мчался рядом с машиной, но
без перенапряжения, радуясь этой игре. Он птицей перелетел через ограду и
без всякого труда первым достиг асфальта.
Мне кажется, я испытал такое же облегчение, как и он сам, что теперь
никто не оспаривает его первенства, что он по-прежнему остается самой