"Джон Херси. Возлюбивший войну (про войну)" - читать интересную книгу автора

подтирки у этих лайми. Оставь его, может, он замерз.
- Как же, замерз! - захохотал Брегнани. - У нас у всех мания
поджигания.
- Потушить! - резко крикнул Хендаун, находившийся около самолета. Я
пришел в себя, бросил горящую бумажку на землю и затоптал.
Я все больше и больше ненавидел Мерроу. Для меня было ударом
обнаружить, что он не тот, за кого я его принимал; я был глух и слеп. Думая
о двух Мерроу, один из которых существовал лишь в моем воображении, а другой
в жизни, я решил, что есть мужество двух видов: мужество тех, кто побеждает
собственный страх ради других и влюблен в людей и жизнь, и мужество тех, кто
стремится быть одиноким и хочет смерти всем, кроме себя. Порой трудно
провести грань между этими двумя видами мужества, хотя они взаимно исключают
друг друга; часто они уживаются в одном человеке, но наступает момент, когда
одно из них берет верх. Теперь, благодаря Дэфни, я знал, что мужество Мерроу
- это мужество человека, влюбленного в уничтожение.

12


Было уже почти восемь пятнадцать - время вылета. Чтобы как-то занять
себя, я проверял свое личное снаряжение - аварийный комплект в надколенном
кармане летного обмундирования, кинжал в ножнах (словно в джунглях облаков
меня поджидали ягуары или дикари), прикрепленный внутри левого летного
сапога. С дорожки, окаймлявшей летное поле, свернул "джип" с двумя близко
поставленными желтыми противотуманными фарами, и чей-то голос крикнул:
- Отсрочка на девяносто минут. Пилот, вы меня слышите?
- Опять? Боже, что тут происходит? - отозвался Базз.
И хриплый голос какого-то старого сержанта с дубленой глоткой,
повидавшего, как приходили и уходили многие мерроу, добавил:
- Если есть жалобы, сэр, обратитесь по начальству.
- Можете передать начальству, чтобы оно отправлялось к чертовой
бабушке! - крикнул Мерроу.
- Благодарю вас, сэр, - деловито ответил тот же голос. - Начальство в
такую рань предпочитает дрыхнуть.
Следовательно, нам предстояло как-то убить еще полтора часа. Туман
начал рассеиваться, но видимость оставалась плохой, самое большее - ярдов
пятьсот. Базз злился на штаб крыла и твердил, что нас продержат все утро, а
потом отменят этот чертов рейд. Я ответил, что вряд ли, и Мерроу набросился
на меня, словно я был штабом авиакрыла. Знал ли я что-нибудь? Только то, что
говорил Шторми Питерс, но я не собирался его повторять. Я стоял молча, не
сводя глаз с Базза.
Мерроу подошел ко мне, наклонился так, что его большое раскисшее лицо
оказалось совсем рядом, и тихо, только для меня, сквозь зубы сказал:
- Сукин ты сын, плюгавый! Корчишь из себя великого умника.
Это была, видимо, всего лишь бессмысленная вспышка раздражения,
относившегося не только ко мне, но и ко всему миру вообще, раздражения, так
часто прорывавшегося у Базза в последнее время, особенно перед вылетами,
однако я резко отвернулся, снова испытывая те же страдания, что и во время
инструктажа, и ту же боль, что на складе и в очереди за планшетом. Мне
нечего было таиться от самого себя - я хотел, чтобы Базз Мерроу был мертв,