"Джон Херси. Возлюбивший войну (про войну)" - читать интересную книгу автора


Заставив себя подойти к своему шкафчику, я достал бритвенные прибор и
по коридору направился в туалет. Парень, отразившийся в зеркале, когда я
сворачивал за угол, был я, но узнал я себя в нем с трудом, так как выглядел
он как некий тип в маске, которые обычно надевают в "праздник всех святых" -
в одной из тех липких резиновых масок, что делают человека лет на двадцать
старше, а мне исполнилось двадцать два; то есть сорок два, если считать
маску - маску усталого бизнесмена среднего возраста, бизнес которого был...
ну, скажем, не совсем привлекательным. Как для него самого, так и для его
клиентов. Небритый бизнесмен средних лет в зеркале был коротышкой, но,
бросив на него взгляд, вы не решились бы утверждать, что это типичный наглый
коротышка. Он не станет Наполеоном, и на Маленького Капрала не походит. Нет,
сжр! Возможно, его следовало назвать неудачником, однако он был высок во
всем, кроме роста.
И тощ. С марта я похудел на пятнадцать фунтов. Март, апрель, май, июнь,
июль, август. Мои рассуждения казались странными даже мне самому; в
последнее время я стал замечать, что разговариваю как-то не так, даже с
самим собой. Медленно, словно совершаю бег с препятствиями.
Окно на уровне плеч в конце ряда раковин оказалось открытым; шлепая
своими бальными туфлями, я подошел к нему и выглянул наружу: туман такой,
что в него можно было бы упаковывать фарфоровую посуду.
Прямо передо мной, за стеной тумана, находилось здание штаба; я
представил себе огни, горящие за опущенными шторами в оперативном и
разведывательном отделениях, и решил: после бритья сбегаю туда и спрошу, что
происходит, куда нас пошлют и чем вызвана отсрочка. Шторми Питерс,
метеоролог нашей группы, - свой парень и не прочь поболтать.
Я открыл кран горячей воды и выпустил по меньшей мере целую тонну воды,
но так и не дождался, когда пойдет достаточно теплая, чтобы можно было как
следует побриться, поскольку кислородная маска очень плотно прилегает к
лицу, а даже самый маленький волосок под ней, особенно на подбородке, вскоре
начинает нестерпимо чесаться и раздражать - прямо хоть из самолета
выпрыгивай.
Я порезался. Кровоостанавливающего карандаша у меня не было. Разорвав
туалетную бумагу на несколько маленьких кусочков, я стал прикладывать их к
кровоточащему порезу. Я посмотрел в зеркало и увидел голубые, глядящие прямо
и внимательно глаза с не очень яркими белками; темно-русые, сросшиеся на
переносице брови; высокий лоб, пересеченный неровной, как дождевая струя на
оконном стекле, мягкой жилкой; пару толстых губ, которые я сжимал и кривил
перед зеркалом, пытаясь убедить себя, что у меня рот как у
генерал-лейтенанта, каковым я и был, если не считать слово "генерал"; самый
обыкновенный подбородок с алым, в форме сердца, цветочком туалетной бумаги
на нем; русые волосы, подстриженные по-военному, бобриком, а в центре всего
- позорнейший нос, похожий на капот быстро надвигающейся на вас автомашины с
широкими крыльями. Лицо, обязательное ежедневное бритье которого не
доставляло удовольствия даже в мирное время.
Ради утешения я стал мысленно любоваться лицом Дэфни, но тут же понял,
что это выше моих сил. Рана была слишком свежей.
Тогда я подумал о другой девушке, о моей бывшей невесте Дженет,
находившейся сейчас, слава Богу, дома. Я вспомнил маленькую смуглянку на
велосипеде, какой она была в то лето, накануне перехода с младшего курса на