"Джеймс Хилтон. Утерянный Горизонт [H]" - читать интересную книгу автора

Weltschmerz, или как там немцы называют это. Он сказал что может вспомнить
все, и что память стала возвращаться к нему во время выступления Сивекинга,
правда, поначалу кусками. Очень долго он сидел так на краю моей постели, и я
дал ему возможность сосредоточиться и медленно, по-своему рассказать мне
все. Я сказал, что был очень рад восстановлению памяти, хотя и раскаивался в
том, что для него это было сожалением. Тогда он приподнял голову и наградил
меня комплиментом который я всегда буду считать удивительно высоким. "Слава
Богу, Разерфорд," он сказал, "что ты обладаешь воображением." Через
некоторое время я оделся и уговорил его сделать то же самое, и мы вышли на
палубу и стали прогуливаться вдоль, туда и обратно. Ночь была тихая,
звездная, и очень теплая, и у моря было бледное, липкое обличье, вроде
сгущенного молока. За исключением вибрации моторов, мы могли бы гулять по
эспланаде. Я не задавал Кануэйю никаких вопросов, давая возможность начать
рассказ самому. Где-то перед рассветом он стал говорить последовательно, и
закончил лишь во время завтрака, под палящими солнечными лучами. Говоря
"закончил," я не имею в виду, что не оставалось ничего после этого первого
признания. В течении последующих двадцати четырех часов он пополнил еще
несколько важных пробелов. Мы говорили почти постоянно, так как его
переполняло какое-то огромное счастье и потому спать он не мог. Где-то в
середине следующей ночи пароход прибыл в Хонолулу. До этого вечером мы
выпили у меня в каюте; около десяти он оставил меня, и я больше никогда его
не видел."
"Ты не говоришь что - " в моей голове тут же выросла картина тихого,
спланированного самоубийства, которое мне однажды пришлось увидеть на
почтовом параходе Холилэнд - Кингстаун.
Разерфорд рассмеялся. "О, Лорд, нет - он был не из тех. Он просто
ускользнул от меня. После высадки все было достаточно просто, хотя, я думаю,
у него были сложности со слежкой, которую я, конечно, за ним приставил.
После всего я узнал, что он поступил на банановый параход идущий на Фиджи."
"Каким образом ты это выяснил?"
"Совершенно прямым. Три месяца спустя он написал мне из Бангкока и
вложил копию платежа за все оказанные мною услуги. Он благодарил меня и
уверял что находится в хорошей форме. Он так же заметил, что собирается в
дальнее путешествие - северо-восток. И все."
"Что он имел в виду?"
"То-то и оно. На северо-востоке от Бангкока лежит приличное количество
разных мест. Даже Берлин, если хочешь."
Разерфорд остановился и наполнил бокалы. История была странная - или
он представил ее в таком свете; мне трудно было судить. Музыкальная часть,
не смотря на свою загадочность, не волновала меня так, как вопрос того каким
образом Кануэй попал в Китайский госпиталь к миссионерам; я отметил это
Разерфорду. Он ответил что в сущности, они обе были составляющие одной
проблемы. "Хорошо, но как он попал в Чанг-Кайанг?" я спросил. "Я думаю это
он рассказал тебе той ночью на корабле?"
"Он рассказал мне кое-что из этого, и с моей стороны было бы глупо
умалчивать после всего того о чем я уже успел поведать. Только скажу сразу,
это долгая история, и даже если вкратце набрасывать, у тебя не будет времени
успеть на поезд. И кроме того, существует более удобный путь. Мне несколько
неловко выдавать секреты своей позорной профессии, но факт тот, что история
Кануэйя, после моих долгих над ней размышлений, больше и больше привлекала