"Глен Хиршберг. Дети Снеговика" - читать интересную книгу автора

Лысый череп доктора Дорети сиял, как капот автомобиля. Сухие и
абсолютно непрозрачные глаза - таких я больше ни у кого не видел - отливали
серым металлом и, казалось, были ввинчены в глазницы. Чего только он ни
перепробовал, чтобы хоть как-то смягчить их взгляд, но ни то, что называлось
у него "усы добродушного пугала", ни роджеровские свитера, ни перманентная
улыбка не дали желаемого результата.
- Это переводнушка, - просипел я. Вдали от масок доктора Дорети в моей
черепашьей шее прорезался голос.
- Для "Пожирателя людей"? - тихо, но с улыбкой спросила Тереза, мельком
взглянув на меня через плечо.
- Там полустертыми буквами написано: "Берегись!" Я сам придумал.
Сгодится хоть на бампер, хоть на решетку.
"Пожирателя людей" - изготовленный на заказ детский автомобиль - отец
Терезы подарил ей на Рождество, что было для всех большим сюрпризом, так как
он упорно не разрешал ей участвовать в гонках, которые устраивали мы с Джо
Уитни и Джоном Гоблином. Она выбрала для автомобиля это имя по названию
линии фронта миннесотских викингов и бутербродов с соленьями в "Эврис-Дели"
на Долгом озере. Скорость у него была гораздо выше, чем у любой из тех
машинок, что мы брали напрокат в "Мини-
Майксе". Но мисс Дорети оказалась никудышным водителем.
- А я сделала попкорновые шарики, - сказала она.
Я попробовал свой. Он лопнул, как мороженое яблоко. Во рту растекся
красный сироп с арбузным вкусом.
- Если выплюнуть, он прилипнет, - объявил я.
Прежде чем Тереза успела скорчить презрительную мину, как - во втором
классе, когда мы играли в "Брейн-ринг", в дверях гостиной снова
материализовался доктор Дорети.
- Не угодно ли уважаемым софаворитам занять свои места? - От его улыбки
у меня аж мороз по коже пошел.
За плечом доктора, в гостиной, у окна с зеркальными стеклами,
вытянутого во всю длину стены, виднелся стол, приготовленный для "Битвы
умов"; вокруг него - двенадцать стульев: по пять с каждой стороны для гостей
и по одному с торцов - для нас с Терезой, чтобы при ответе на вопросы мы
могли смущать друг друга взглядом. У каждого места было разложено по стопке
бумаги, а также по калькулятору, карманному словарю и по два
тикондерогских[3] карандаша - это у которых отламываются кончики, если
нажмешь чуть сильнее. На моих бумагах покоилось Почетное перо, так как в
прошлом году победителем стал я, впервые с моих шести лет.
- Не спускай с него глаз, - предупреждала меня мама за завтраком. Она
имела в виду Терезиного отца. - Он на все готов, лишь бы помочь ей выиграть.
Не доверяю я ему. Никогда не доверяла.
Все теми же стайками Терезины гостьи соскользнули с диванов и, словно
смытый в канаву мусор, поплыли к столу. Некоторые поглядывали то на меня, то
на Терезу. Улыбались только две девочки. Было видно, что они чувствуют то
же, что и я: смутную угрозу, исходящую непонятно от чего.
У Терезы уже в десять лет было хищное выражение лица: губы натянуты,
как тетива, глазки сужены. Мать Джона Гоблина называла это "оптический
прищур". Даже локоны у нее были похожи на сжатые кулачки. Она делала такое
лицо на факультативах по математике в пятом классе, на которые нас ежедневно
отпускали с уроков в десять тридцать утра. Она делала такое лицо всю неделю,