"Иоанна Хмелевская. Флоренция - дочь дьявола" - читать интересную книгу автора

предсказала Моника, возвращаясь с кобылой в паддок. - Это моя золотая
девочка, хорошая и воспитанная, только пугливая немного. Антоний видел,
как она сама ко мне подошла.
- Да потому что панна Моника любого коня приручит. А кобылка-то не
голодная, на пастбище она просто полакомиться полезла.
- Надо жердину опустить, - решил Гонсовский. - Или - еще лучше -
добавить по одной по всей ограде, пониже. Иначе она все время будет так
лазать, потому что ей, как видим, это никакого труда не составляет.
Флоренция положила голову на плечо Монике и прижалась к ней. Зигмусь
с безграничным восхищением смотрел на великолепно очерченный храп и слегка
раскосые сияющие глаза. Он вынул из кармана антоновку и подал кобыле на
ладони. Флоренция съела угощение с большой охотой, а потом стала
обнюхивать Зигмуся, толкая его под подбородок шелковистыми ноздрями.
- Надо за ней послеживать, потому что она большая лакомка, -
вздохнула Моника. - А вообще-то она форменное чудо! Зигмусь, у тебя не
только глаз наметанный, но, наверное, и нюх! В последний момент ты ее у
этого дебила отобрал! Она ведь скакала, только когда ей самой хотелось.
Хорошо, что ей это нравится, а то ведь она уже начинала салом обрастать.
Кроме того, ты можешь себе представить, что она до сей поры седла и не
нюхала?! Ничего на спине не носила!
Зигмусь только головой покачал. Он вспомнил, что слышал, как этот
придурок вроде как с лошадьми играл в конюшне. Конюшен возле хибары-пугала
видно не было, значит, их заменял хлев. Кроме того, интересно, как он с
ними там мог играть... Взаимно лягались они, что ли, или кусались?..
- Он ее только выпускал побегать? - неуверенно спросил он.
- И того не делал! Говорю тебе, она бегала столько, сколько хотела! У
нее уже пузо расти начинало, я-то думала, что от обжорства, а оказалось -
от застоя! Еще немного - и она стала бы точь-в-точь как мать, у меня в
глазах темнеет, когда я об этом болване подумаю! А развита она - сам
видишь - почти как двухлетка, на нее уже два месяца назад можно было
садиться!
Зигмусь поддакнул, кивая головой. На лице его ясно читалось изумление
пополам с недоверием. Он сразу подумал, что сам попробует сесть на лошадь
и посмотрит, что из этого выйдет. Он заранее был уверен, что с этой
лошадью ничего нельзя добиться силой, только добротой...
- А я вам говорю и говорю: чок-ну-та-я, она чокнутая и есть, - снова
влез в разговор конюх, причем в голосе его помимо неодобрения слышалась
нежность. - Веточки боится.
Флоренция, которую Моника похлопала по крупу, понеслась легким
галопом по огромной леваде. В одном углу после каждого поворота она
останавливалась как вкопанная, взрывая землю копытами, вставала на задние
ноги и пыталась дотянуться губами до листьев растущей там липы. Все нижние
ветки липы были уже ободраны, поэтому у нее не очень получалось сорвать
листок. Она оставляла свою затею, опускалась на все четыре ноги, а потом
снова бросалась в галоп.
- И это тоже правда, - со вздохом призналась Моника. - Я уже думала,
чтобы тебе написать, но не знала, сможешь ли ты приехать. Тебе, наверное,
говорили, что я тебя искала в день дерби?
- Да я и сам, без всякого письма, приехал бы, - ответил Зигмусь. -
Там на дерби такая страшная суматоха была, но я вас заметил, видел, что вы