"Иоанна Хмелевская. Флоренция - дочь дьявола" - читать интересную книгу автора

мне знаки подавали, когда я на дорожку выезжал. А что, хорошо ведь подо
мной скакал Тюрбо, а?
- Очень даже хорошо, и хватило его надолго. Но все равно у Гесперии
не было никаких шансов, третье место - для нее успех.
- Болек на ней скакал, он всегда из лошади все соки выжмет...
- А зато я тебя рассмешу: когда ты мне покивал головой, какие-то
идиоты помчались на тебя ставить. Я собственными ушами слышала, как они
плели про Тюрбо несусветную чушь: что он, дескать, первая группа, что его
до сих пор прятали, что специально готовили его на дерби и все такое
прочее...
- Группа-то он первая, но вовсе его не прятали, - почти обиделся
Зигмусь. - На нем скакали честно, за исключением единственного раза, когда
на нем Сарновский сидел. Дерби для него слишком длинная дистанция.
- Да это все знают, кроме распоследних кретинов. Погоди, я тебе
расскажу про Флоренцию...
- Чокнутая, - еще раз высказался конюх и удалился по своим делам. -
Юзек! - завопил он, отойдя на пару шагов. - Жердину неси и крюки!
Моника снова вздохнула, покачала головой и повернула к дому.
- Ты ведь, наверное, голодный? Пошли, я тебе расскажу про Флоренцию,
а потом сам увидишь...
Через час со смешанным чувством беспокойства, изумления и веселья
Зигмусь смотрел, что вытворяет эта прекрасная и безумная кобыла. Конюх был
крепко прав: Флоренция боялась любой веточки. При виде травки, растущей
полоской поперек дороги, она пыталась развернуться. Случайная веточка
привела к тому, что она прижала уши, пискнула, встала на дыбы, попятилась
на задних ногах, после чего обошла опасное препятствие стороной, испуганно
кося глазом.
- Она всегда так? - спросил Зигмусь с интересом.
- Всегда. На нашем лугу она еще ни разу не перешагнула тот
малюсенький ручеек, бегает только по половине пастбища. У тебя надолго
отпуск?
- На неделю. Неделю я тут побуду, ладно? Попробую на нее сесть, а?
Ведь ей уже год и почти семь месяцев, ну, шесть с половиной, она первого
января родилась! Машина, а не лошадь!
- Может, и лучше, что этот пижон ее не трогал, еще испортил бы...
Флоренция с самого начала оказалась существом чувствительным. Она
полюбила не только Монику, но и Зигмуся, к старому Гонсовскому она питала
пугливое уважение, конюха милостиво терпела, а к остальным человеческим
особям относилась весьма различно. После старательного обнюхивания она
оказывала им вежливую покорность или, наоборот, непримиримую враждебность,
и на непоколебимость ее чувств никакая сила не могла повлиять. Монике и
Зигмусю она позволяла все, что угодно.
Поседлать себя она дала сразу же, и по непонятным причинам ей это
даже понравилось. Моника утверждала, что Флоренция, как настоящая женщина,
любит быть хорошо одетой. Кобылка оглядывалась, пытаясь посмотреть на
седло и прочую амуницию, ее заинтересовали стремена, поэтому ей подобрали
снаряжение как на парад.
- Лучше, чтобы ты начал, Зигмусь, - беспокойно сказала Моника. - Ты
лепе, а я на нее потом сяду... Ну, ни пуха ни пера!..
Она подставила руки, Зигмусь оперся и вскочил в седло. Флоренция