"Иоанна Хмелевская. Флоренция - дочь дьявола" - читать интересную книгу автора

вздрогнула, но в тот момент она была занята тем, что пыталась вытолкнуть
изо рта удила, и у нее ничего не получалось. С этим она смирилась, тяжесть
на спине приняла снисходительно, не выказывая ни малейшего желания
избавиться от балласта. Старый Гонсовский отошел в сторону, Зигмусь
разобрал поводья. Флоренция с минуту постояла неподвижно, а потом вдруг
понеслась.
Зигмусь был прирожденным конником, наделенным искрой Божьей. Он
раньше научился держаться на лошади, чем ходить на собственных ногах.
Исключительно благодаря этим талантам он не упал, потому что Флоренция
стартовала, словно выстреленная из рогатки. Время от времени она умеряла
свой бешеный галоп, пытаясь пройти часть пути на задних ногах, но никаких
других штучек не выкидывала. Потом она возвращалась к невыразимо
прекрасному, плавному, роскошному галопу, который нес ее, словно лодку по
течению быстрой реки. Зигмусь чувствовал ее всем своим телом, чувствовал
радость лошади, какой-то триумф в этом галопе, счастье от работы всех
мускулов и пружинистых сухожилий. На миг его охватило радостное упоение, и
не было никаких сомнений, что упоение было взаимным.
- Чудо ты мое! - прошептал он почти набожно.
Его ощущения оборвались, как топором отрубленные, потому что
Флоренция домчалась до ручейка. Зигмусь, к счастью, умел ездить и на
мотоцикле. Почти падая на бок, лошадь сменила направление и развернулась
при одном только виде страшного препятствия, и получилось это совсем
похоже на вираж мотоцикла на гальке. Быстро придя в себя, Зигмусь
попытался слегка притормозить Флоренцию, но она только мотнула головой,
взбрыкнула задними ногами и помчалась к финишу, где стояли Моника и ее
отец.
- Да, пэйс у нее точно есть! - сказал с уважением старый Гонсовский.
- Не слишком ли много для первого раза? - забеспокоилась Моника.
- Посмотрим...
Конец лужайки Флоренция восприняла нетипично: не как конец пробежки,
а как что-то вроде промежуточного финиша. Она развернулась - правда, не
так нервно, как перед ручейком, но столь же элегантно - и снова помчалась
на луг.
- Господи, помилуй! - простонал в панике Зигмусь и вложил все свои
силы в то, чтобы замедлить ход лошади. Он должен был начать учить ее
послушанию, но ни за что на свете не хотел дергать и калечить ее бархатные
губы. Он стал осторожно и нежно, хотя и решительно натягивать поводья.
Кобыла, почувствовав твердую руку, неохотно послушалась, укоротила шаг,
замедлила, свернула, куда ей велели, перешла на рысь, потом пошла шагом.
Это был весьма характерный шаг, передние ноги шли спокойно, а задние
словно танцевали вальс. Так они и вернулись на старт.
- И что она не ладит с этим ручейком? - спросил Зигмусь, сияя от
счастья. - Десять сантиметров воды... Господи Иисусе, вот это лошадь! Рот
мягкий, несет, как ангел на крыльях, я все время ее придерживал. Если она
не поскачет на длинные дистанции, то я просто сосиска с капустой!
Старый Гонсовский заботливо оглядел кобылку. Флоренция, приплясывая,
рвалась скакать дальше. Было совершенно ясно, что эта игра понравилась ей
больше всего на свете.
- Этой ее масти я не могу понять, - протянул он задумчиво. - От
Сарагана получались в основном серые лошади, разве что в мать шли. Но эта