"Григорий Гибивич Ходжер. Амур широкий ("Амур широкий" #3) " - читать интересную книгу автора

торговцев, - будь у них мука и крупа, можно было бы взять в долг, а теперь
они сами сидят голодные, потому что у них все продовольствие отобрали
партизаны.
- Почему партизаны? - возмущался Пиапон. - До партизан здесь метлой
прошли белые, вы сами это хорошо знаете. А партизаны ничего никому плохого
не делали, и не говорите про них плохо. Забыли, как сами молились
эндури-богу, чтобы они победили?..
Примолкли охотники: что правда, то правда, все молились эндури и
привезенным из Маньчжурии мио, просили помочь красным победить белых.
С той партизанской весны голод ежегодно посещал нанайские стойбища.
Тяжелая жизнь настала на Амуре. От такой жизни всякое может взбрести в
головы неумных людей, вот и начали они ругать советскую власть, мол, она,
эта власть, виновата во всем.
- Советская власть, что ли, уничтожила в тайге соболей? - спрашивал их
Пиапон.
Те, у кого в голове оставалось немного ума, замолкали, другие
продолжали ворчать. Пиапон перестал на них обращать внимание.
Пиапон много думал о советской власти и только себе признавался, что
тоже обижен на нее: сколько времени прошло, а советская власть что-то не
обращает на нанай внимания, не торопится строить новую, счастливую жизнь.
Позабыла...
Обратился он к умным людям, и те объяснили, что советская власть еще не
везде победила, что продолжается война с японцами и белогвардейцами. Только
в прошлом, в двадцать втором году, наконец-то кончилась проклятая война.
Пиапон понимал, как трудно приходится советской власти: будь она трижды
народной властью, разве за один-два года сможет отстроить разрушенные
города, сожженные села, одеть и обуть, накормить досыта всех обездоленных?
Много лет потребуется, чтобы построить новую, счастливую жизнь. Много лет...
За раздумьями Пиапон не заметил, как подъехал к выставленной на ночь
сети; только в двух местах притоплены поплавки - попались щука и небольшой
сазан. Вот и попробуй накормить ими всю семью. Но ничего, может, другие что
еще поймают, они тоже выставили свои сети.
Пиапон направился домой, когда золотой диск солнца наполовину выглянул
из-за горбатой сопки и разлил по земле ласковое тепло. Хорошо на оморочке в
такое утро!
На крыльце его поджидал внук Иван, сын Миры.
- Папа, тала есть? - спросил он, подбегая к оморочке.
- Сколько тебе говорю, зови меня дедом, а ты все папа да папа, -
улыбнулся Пиапон, любовно глядя на вытянувшегося тонкошеего мальчишку.
- Папа - и все, мама - и все, - упрямо сказал Иван.
- А настоящая мама как же?
- Она не настоящая, она просто Мира. Тетя.
Пиапон засмеялся. Лет пять прошло, как он выдал свою дочь Миру за
Пячику, выдал без тори - выкупа, вопреки обычаям, оставив при себе внука,
внебрачного сына Миры. Сколько тогда было разговоров, даже не упомнишь. Но
никто не последовал примеру Пиапона, все отдавали дочерей за калым. Пусть
отдают, Пиапону до них дела нет, он сделал, как велела совесть, и теперь не
жалеет о своем поступке.
"Кашевар уже, - подумал он, глядя на внука, - только не из чего ему
кашу варить".