"Уильям Хоффер, Бетти Махмуди. Только с дочерью " - читать интересную книгу автора

грязью. Американцы, как мухи, мрут от СПИДа. Число разводов в Америке
превышает всякие разумные пределы. Если Военно-воздушные силы Ирака бомбили
какой-нибудь танкер в Персидском заливе, то обязательно по наущению
американцев.
Эта "клюква" мне быстро надоела. Если таковы передачи на английском, то
чем же средства массовой информации пичкают иранцев на фарси?
Саид Салям Годжи, которого мы называли Баба Хаджи, был загадочной
личностью. Он редко бывал дома и почти никогда не разговаривал с членами
семьи, кроме как призывая их на молитву или читая им суры из Корана, тем не
менее его влияние чувствовалось во всем. Когда рано утром, после
многочасовой молитвы, надев свой неизменный серый костюм в пятнах от пота,
он уходил из дому, вознося хвалу Аллаху и перебирая четки, в воздухе
оставалась его железная воля. Весь день, пока он чередовал свои дела с
посещениями мечети, в Доме висела его тяжелая, мрачная аура. Его отец был
"человеком в тюрбане". Брат недавно погиб в Ираке смертью мученика. Всегда
памятуя о своем выдающемся происхождении, он держался с отрешенным видом
человека, осознающего собственное превосходство над другими.
По окончании долгого дня, состоявшего из работы и молитв, Баба Хаджи
возвращался домой, и начиналась суматоха. Около десяти часов слышался звук
открывающихся ворот, что служило сигналом к действию. Раздавался чей-нибудь
возглас: "Баба Хаджи!", и эта весть разносилась по всему дому. Зухра и ее
младшая сестра Фереште в течение дня носили русари, но перед появлением отца
быстро меняли их на чадру.
Примерно на пятый день нашего пребывания в доме Баба Хаджи Махмуди
сказал мне:
- Ты должна надевать в доме чадру или по крайней мере русари.
- Нет, - ответила я. - И ты, и Маммаль уверяли меня, что дома я могу
оставаться с непокрытой головой. Они поймут, потому что я американка, - вот
ваши слова.
- Баба Хаджи на тебя сердится. Мы все-таки находимся в его доме.
Это прозвучало отнюдь не как просьба. В голосе Махмуди слышались
властные нотки, почти угроза. Эта черта его характера была мне хорошо
знакома, и я всегда восставала против нее. Но здесь он был в своей стране, в
своей среде. У меня же не было выбора, но всякий раз, когда я обматывалась
ненавистным шарфом, чтобы предстать перед Баба Хаджи, я говорила себе: скоро
мы вернемся в Мичиган, на мою родину, к моим близким.
Поведение Амех Бозорг становилось все менее сердечным. Она высказала
Махмуди свое неудовольствие по поводу нашей глупой американской привычки
ежедневно принимать душ. Накануне нашего приезда она посетила хамум -
общественную баню - для совершения ритуала, занимающего целый день. С тех
пор она ни разу не мылась и, похоже, в обозримом будущем не собиралась этого
делать. Она, как и все ее семейство, не меняла грязную одежду, невзирая на
чудовищную жару.
- Нельзя принимать душ каждый день, - заявила она.
- Наоборот, это необходимо, - ответил Махмуди.
- Вы смываете все клетки с кожи, простуда проберется в желудок, и вы
заболеете.
Спор окончился вничью. Мы продолжали ежедневно принимать душ, Амех
Бозорг и остальные домочадцы - зарастать грязью.
Тщательно соблюдая личную гигиену, Махмуди, казалось, не замечал