"Том Холланд. Спящий в песках " - читать интересную книгу автора

точнее, как я увидел, аркан, накинутый на шею одного из жителей деревни,
несомненно попавшего в плен к гулам на том берегу реки. Несчастный был еще
жив и, когда царь наклонился, чтобы схватить его за горло, попытался
вырваться, громогласно вознося молитвы.
Однако дарованная самим адом сила древнего царя была неодолима. Горло
хрустнуло в безжалостной хватке, и несчастный - да упокоит Аллах душу его с
миром - замертво упал наземь.
Но этим дело не кончилось. Подняв тело одной рукой и держа его на весу,
другой рукой бледный демон ночи принялся рвать его в клочья.
- Нет! - в ужасе вскричал я. - Нет!!!
Увы, у меня не было ни малейшей возможности помешать происходящему. На
моих глазах тело убиенного было жестоко растерзано, причем демон на коне с
головы до ног покрылся кровью жертвы. Потом он бросил останки на песок и,
воздев руки к небу, издал дикий, ужасный крик - крик, какого я, да будет на
то воля Аллаха, надеюсь никогда более не услышать. Мне почудилось, будто при
этом звуке даже сама луна оцепенела от ужаса и свет ее пуще прежнего
напитался кровавым, злобным багрянцем.
Однако смотреть на луну мне долго не пришлось - царь тронул повод и
поскакал вперед.
Я поспешно спрыгнул со стены и ударился в бегство.

* * *

Но в этот момент Гарун заметил приближение утра и оборвал свое
повествование.
- О повелитель правоверных, - сказал он аль-Хакиму, - ныне я намерен
отдохнуть, но, если ты соблаговолишь вернуться сюда перед закатом,
непременно поведаю тебе обо всем, что произошло в храме песков.
И халиф, вняв словам аль-Вакиля, поступил так, как тот просил:
отправился во дворец, а к вечеру вернулся на минарет, дабы выслушать
продолжение рассказа.
И Гарун аль-Вакиль сказал...

* * *

Я устремился прочь, о владыка, спотыкаясь о камни на занесенном песком
полу храма, ибо боялся, что пришел мой последний час. Линия нашей обороны
была прорвана, в стене проделана брешь, и не осталось ничего, чем мы могли
бы попытаться сдержать атакующую нас нечисть.
Сквозь треск пламени до моего слуха доносились жуткие, нечеловеческие
крики и топот бесчисленного множества ног, но все это заглушал звук, более
всех прочих наводивший ужас: стук копыт коня, на котором восседал царь. С
внутренним содроганием прислушиваясь к этому звуку, я внезапно ощутил
странную слабость, такую же, как когда после крика шакала мне привиделось,
будто монолитные колонны храма утратили свою плотность.
Это побудило меня обернуться, и с уст моих сорвался испуганный крик:
"Помилуй меня, Аллах!" Камень вновь обратился в дым, а рельефные очертания
высеченных на стенах и колоннах царских ликов и магических талисманов
наполнились внутренним огнем, разгоравшимся тем сильнее, чем ближе я
находился к сердцу храма. Однако топот и крики при этом стихли и свет луны,