"Том Холланд. Спящий в песках " - читать интересную книгу автора

иногда они будто оживали перед моими глазами.
Мне вспоминается один весьма показательный случай, в котором, если
можно так выразиться, сфокусировались все чувства, которые я тогда
испытывал. Как-то раз, закончив копировать настенное изображение удода, я
направился к выходу из гробницы и вдруг, к величайшему своему изумлению,
увидел ту же самую птицу, но только... живую. Весь ее облик, хохолок на
голове, поза, угол поворота головы в точности совпадали с теми, что я только
что рисовал. Это совпадение ошеломило меня, но еще большее потрясение я
испытал, когда в ответ на мой взволнованный рассказ о случившемся наш
руководитель мистер Перси Ньюберри сообщил, что древние приписывали удоду
магические свойства. Я, помнится, ответил, что вполне могу в это поверить,
ибо и сам ощутил некое прикосновение магии. Мысль о том, что и я, и
художник, живший четыре тысячи лет назад, могли наблюдать и изображать
совершенно одинаковых птиц, изумила меня. Я ощущал свою сопричастность
былому, неразрывную связь настоящего с давним прошлым. Все это воодушевляло
меня, побуждая работать еще более старательно, а моя увлеченность Древним
Египтом и желание проникнуть в его тайны становились еще сильнее. Тщательно
копируя древние изображения, я не уставал поражаться тому, какими
знакомыми - и в то же время странными, призрачными - они казались.
Как-то раз я поделился этими наблюдениями с мистером Ньюберри, и тот,
пристально глядя мне в глаза, поинтересовался, как я объясняю для себя
данный феномен. Поразмыслив, я ответил, что дело, скорее всего, в нашем
подходе к формализму в искусстве древних: с одной стороны, мы научились
понимать его условность, но с другой - это понимание не делает его в наших
глазах менее экзотическим.
Ньюберри медленно кивнул.
- И все же, - сказал он, - еще более странным мне видится то египетское
искусство, которое радикально порвало с этой условностью. Некоторые именуют
этот стиль "жизнеподобным" или "реалистичным", но я... - Он помолчал и
поморщился. - Я предпочитаю называть его... абсурдным, фантастическим...
гротескным, если хотите.
- Вот как? - Меня это заинтересовало.
- Именно так, - решительно подтвердил Ньюберри, а когда я вознамерился
задать ему еще один вопрос, резко поднялся на ноги. - Абсурдным и
фантастическим! - повторил он, и ушел, оставив меня в растерянности.
Я проводил его озадаченным взглядом. Столь разительная перемена
настроения Ньюберри и поспешный уход не могли не удивить, ибо наш
руководитель отличался добродушием и общительностью. Я невольно задумался о
природе искусства, которое произвело на него столь странное впечатление,
однако приставать к нему с новыми расспросами не решился, а сам он на эту
тему больше на заговаривал. Тем не менее по прошествии немалого времени, в
канун Рождества, когда в нашей работе намечался перерыв, Ньюберри подошел ко
мне и поинтересовался, не желаю ли я совершить небольшое путешествие по
пустыне. До тех пор я не выезжал за пределы прибрежной полосы Нила и,
разумеется, принял столь заманчивое предложение с радостью. Польстило мне и
то, что мистер Ньюберри выделил меня среди прочих, ибо двое моих
коллег-копиистов приглашения не получили. Более того, мне даже было велено
ничего не говорить им о предстоящей поездке. Впрочем, степень оказанного мне
доверия переоценивать не стоило: в ответ на вопрос, куда именно мы
направляемся, мистер Ньюберри лишь слегка постучал пальцем по носу и