"Том Холланд. Спящий в песках " - читать интересную книгу автора

потом другое, и наконец, после четвертого взору предстала массивная дверь. В
отличие от нижней, ветхой, ее, казалось, навесили сравнительно недавно, а
бледный свет луны позволял отчетливо видеть вокруг дверной рамы следы
укрепления каменной кладки. Я взялся за ручку, но, как ни старался, попытки
отворить дверь успехом не увенчались. Прекратив тщетные потуги, я сделал шаг
назад и задумался. Что могло скрываться по ту сторону двери и кому
потребовалось с таким очевидным старанием перекрывать туда доступ? Поскольку
ничего другого мне не оставалось, я решил осмотреть преграду более
тщательно. Возможно, угол падения лунного света к тому времени изменился,
ибо на сей раз внимание мое привлекла деталь, несколько мгновений назад
оставшаяся незамеченной.
Сердце мое едва не остановилось.
Прямо над дверью было высечено изображение Атона.
Боясь, что неверный свет вызывает обман зрения и увиденное мною есть не
более чем игра воображения, я для верности провел по камню пальцем,
тщательно следуя линиям рельефа. Ошибки не было: передо мной действительно
был солнечный диск и поклоняющиеся его благословенным лучам люди.
Неожиданно снизу донесся скрип петель, как будто кто-то отворил ведущую
внутрь башни минарета дверь. Меня пробрала дрожь, но никаких других звуков
не последовало. Придя к заключению, что, если скрип мне не почудился, дверь
мог распахнуть ветер, я успокоился и вернулся к изучению рельефа.
Теперь мне удалось различить и надпись: пары строк по обе стороны от
солнца.
- "О Лилат помыслил ли ты? - произнес я вслух. - Помыслил ли об иной,
великой? Воистину надобно трепетать пред ликом ее, ибо велика Лилат среди
богов".
Надпись была та же самая, что и у портрета царицы в усыпальнице
Эхнатона.
Присмотревшись ко второй надписи, я понял, что тоже видел ее раньше - в
карьере, который исследовал вместе с Ньюберри. Едва я начал вновь ее
копировать, как душу охватил страх, как будто начертанный в давние времена
стих призван был служить предупреждением именно мне.
И не успела эта мысль промелькнуть в моей голове, как со ступеней
позади меня донесся холодный, словно серебрящий барханы ночной пустыни
лунный свет, голос:
- Уходи навсегда. Ты обречен. На тебя пало проклятие. Уходи навсегда!
Обернувшись, я увидел стоявшего несколькими ступенями ниже человека в
длинных струящихся одеждах, таких же белых, как его волосы и борода. Обычно
такое облачение носили арабские ученые. Плечи незнакомца поникли под грузом
лет, лицо избороздили морщины, однако при всех внешних признаках глубокой
старости он не производил впечатления человека дряхлого и немощного.
Напротив, под его пронизывающим взглядом я почувствовал себя неуютно.
Отрешенное и вместе с тем суровое выражение на худощавом лице и горящие
глаза делали его похожим скорее на змею, чем на человека. При этой мысли я
невольно поежился. Кроме того, мне казалось совершенно непостижимым, как мог
старик оказаться практически рядом со мной, не выдав своего приближения
звуком шагов.
- Что ты здесь делаешь? - спросил я, стараясь за решительным тоном
скрыть охватившее меня беспокойство.
- С моей стороны такой вопрос прозвучал бы более уместно, - со слабой