"Коре Холт. Конунг: Человек с далеких островов ("Конунг" #1) " - читать интересную книгу автора

Они не уходят. Больше я ничего не слышу, я уползаю вглубь печи,
съеживаюсь и жар пылающим облаком обволакивает меня, я в аду, я закрываю
лицо руками и дышу огнем. Они не уходят. Может, они говорят что-нибудь,
может, она кричит, я не знаю, я могу отбросить заслонку, выскочить и убить
их или сам оказаться убитым. В дом входит еще кто-то.
Я горю, но все-таки не кричу, я слышу, как потрескивает огонь, мне
кажется, что это горят мои волосы, и понимаю: когда на мне загорится одежда,
мне конец. И тут они уходят.
Я выскакиваю и падаю, обливаю себя водой из кадки, на столе миска со
скиром *, я выливаю на себя и его. Потом падаю и уже ничего не помню. Когда
я пришел в себя и провел рукой по голове, в руке у меня остались волосы.
______________
* Молочнокислый продукт кремообразной консистенции.

Вскоре я встаю и выглядываю в дверь, но никого не вижу.
Астрид тоже нет на тропинке, что ведет к дому епископа.

***

Время шло, и под шум дождя Сверрир говорил, что нас может спасти только
чудо, - если норвежцы найдут труп какого-нибудь человека, они могут
подумать, что это он или я. Я слушал его вполуха. Уже тогда я питал
неприязнь к мечтателям, любившим лживые саги, ибо спасти человека может
только его собственная воля и мужество. Я не спал три ночи и смертельно
устал. И потому не сразу удивился, что Сверрир размечтался именно тогда,
когда никакие мечты, кроме слова Божьего и нашей собственной силы, не могли
спасти нас. Он сидел у входа в пещеру и на него падал свет - брови у него
были опалены, волосы и борода в золе, он был худой, усталый и некрасивый,
каким, по моему мнению, не пристало быть сыну конунга. И он ни слова не
сказал про Астрид.
И про Гуннхильд, свою умершую мать, и про того человека, который был
конунгом Норвегии и, как оказалось, мог быть его отцом. Он не произнес ни
одного проклятия норвежцам, ни одной молитвы за этого неловкого Оттара,
сделавшего его убийцей. И ни одного даже самого маленького словечка о душе,
неважно чьей, Оттара или своей, - все, что он говорил было, по моему мнению,
лживой сагой, мечтой.
Днем я, должно быть, заснул, а когда проснулся, он по-прежнему сидел с
невидящим взглядом, витающими где-то мыслями, погруженный в свои раздумья,
небольшой, замерзший, накуксившийся. Я снова заснул. И снова проснулся.
Сверрир сидел, как прежде, он молчал, я подошел к нему. Думаю, он даже не
заметил меня, пока я не заговорил с ним. И снова настала ночь.
Но о чем он думал? Этого он мне не сказал.
В ту ночь Унас принес нам поесть, хлеба и рыбы. Пива он не принес, но
мы напились воды, и к нам вернулись силы и мужество. Унас сидел с нами, пока
мы ели, первый раз за двое суток. Он рассказал, что до сих пор норвежцы
никого не убили в Киркьюбё, но говорят, будто сборщик дани знает, кто убил
Оттара, и не уедет, пока не найдет нас. Унас не без гордости сказал, что
молится за Гуннхильд. И еще он сказал:
- Надеюсь, они возьмут меня заложником.
Мы промолчали, я пытался разглядеть в темноте его лицо. Он сказал, что