"Виктория Холт. Роковой шаг [И]" - читать интересную книгу автора

Эндерби-холл сначала был несколько мрачным домом, пока не срезали
часть кустарника, росшего вокруг него, и не сделали лужайки и клумбы.
Дамарис велела вынести кое-какую громоздкую мебель и заменила ее более
светлой. Зал со сводчатым потолком и красивыми панелями был великолепен; в
одном его конце была перегородка, за которой находилась кухня, а в другом
- красивая лестница, ведущая на галерею менестрелей.
- Когда к нам приедут гости, на галерее будут играть музыканты, -
сказала мне Дамарис.
Я с благоговением слушала, постигая каждую деталь моей новой жизни и
наслаждаясь всем этим.
В доме была одна спальня, в которую Дамарис очень не любила заходить.
С детской непосредственностью я спросила ее об этом. Дамарис удивилась.
Думаю, она поняла, что выдала свое настроение. Она ответила:
- Я собираюсь все там изменить, Кларисса. Я сделаю так, что эту
комнату невозможно будет узнать.
- А мне она нравится, - сказала я. - Она красивая.
Я подошла к кровати и потрогала бархатный полог. Но Дамарис смотрела
на него с отвращением, словно видела что-то, чего не могла видеть я.
Позже, много позже, я поняла, что значила для нее эта комната.
Ну что ж, она поменяла здесь все, и комната, конечно, стала другой.
Красный бархат повесили на окна. Поменяли даже ковер. Дамарис была права:
комната действительно стала неузнаваемой. Но они ею не пользовались, хотя
она была лучшей в доме. Дверь всегда была закрыта, и я думаю, что Дамарис
редко заходила туда.
Итак, мой новый дом, Эндерби-холл, находился в десяти минутах езды от
Довер-хауса и на таком же расстоянии от Эверсли-корта. Таким образом, я
оказалась в окружении всех моих родных.
Без сомнения, Дамарис и Джереми были счастливы вместе; что касается
меня, я была довольна тем, что мне удалось выбраться из этого парижского
подвала, и в течение нескольких первых месяцев жила в состоянии радостной
признательности за все. Я становилась на середину зала, смотрела на
галерею менестрелей и говорила: "Я здесь". А затем пыталась вспомнить
подвал с холодным каменным полом и крысами, которые приходили по ночам и
смотрели на меня своими злыми глазами, казавшимися желтыми в темноте. Я
делала это, чтобы лишний раз напомнить себе, что я вырвалась оттуда и
больше никогда, никогда не вернусь туда.
Мне не нравилось видеть срезанные цветы в горшках, потому что они
напоминали мне прошлое. Дамарис же любила цветы и набирала в саду целые
корзины. У нее была специальная комната, которую она называла цветочной, и
там она составляла букеты. Она говорила:
- Иди сюда, Кларисса, давай срежем несколько роз.
Но вскоре Дамарис заметила, что я сразу затихаю и мрачнею, а ночью
мне снятся кошмары. И она перестала срезать цветы. Дамарис была очень
чуткой, значительно более чуткой, чем Джереми. Я полагаю, что он был
слишком озабочен тем, как с ним обошлась жизнь до его встречи с Дамарис,
чтобы думать о том, как жизнь обходилась с другими. А Дамарис всегда
думала о других и верила, что во всех ее невзгодах виновата была она сама,
а не судьба.
Когда расцвели фиалки, она взяла меня с собой в поле собирать их. Она
сказала: