"Виктория Холт. Замок Менфрея " - читать интересную книгу автора

юбку и посмотрела на свои ноги. Так они выглядели вполне нормально - когда
я шла, становилось заметно, что я хромаю, поскольку одна нога была короче
другой. Такой я в некий печальный день появилась на свет. Печальный! Это
мягко сказано. Ненавистный день, трагический день - для всех, включая меня
саму. Долгое время я ничего не знала и только со временем начала понимать,
что я - не такая, как другие дети. Как будто недостаточно было того, что
из-за меня умерла моя мать, судьба наградила меня еще и внешним уродством.
Помню, об одной красавице, кажется о леди Гамильтон, говорили, что Бог,
создавая ее, был в превосходном настроении. "Ну да, - с ожесточением
подумала я, - похоже, когда он творил меня, он пребывал в весьма дурном
расположении духа!"
Как я мечтала о том, чтобы родиться кем угодно, только не Хэрриет
Делвани. Когда Фанни водила меня в парк и я видела других детей, я им
завидовала. Я завидовала всем - даже грязным детишкам шарманщика, которые
стояли рядом с ним с жалобными лицами, пока маленькая коричневая обезьянка
протягивала свою красную шапочку, чтобы получить пару пенни. В те дни я
думала, что на свете нет никого несчастней, чем Хэрриет Делвани.
Многочисленные няньки, под началом которых служила Фанни, много раз
говорили мне, что я - плохая, злая девчонка. У меня прекрасный дом, вдоволь
еды, добрый отец, прекрасные няни, а я все недовольна.
Я не ходила до четырех лет. Меня возили к докторам, которые ощупывали
мои ноги и подолгу спорили о том, что следует предпринять, - и качали надо
мной головами. Меня лечили и так и эдак; отец приходил посмотреть на меня,
и во взгляде его ясно читалось, что он с большим удовольствием смотрел бы
на что угодно другое, но он заставлял себя притворяться, что ему это
нравится.
Помню, как я сидела в палисаднике дома тети Клариссы, рядом с
Риджентс-парком. Как раз поспела клубника, и мы ели ее с сахаром и
сливками. У всех женщин были зонтики и шляпы с широкими полями, чтобы не
сгореть, а поскольку это был день рождения Филлис, на газоне резвились
несколько детишек, бегавших друг за другом. Я сидела на стуле, вытянув
вперед свои несчастные, ненавистные ноги. Меня привезли на праздник в
экипаже, и один из лакеев перенес меня в сад, где мне поставили стул, чтобы
я могла смотреть на других детей.
Я слышала голос тети Клариссы:
- Не слишком приятная девочка. Хотя ей это, конечно, простительно...
Я не поняла, что она имела в виду, и отметила это замечание, чтобы
обдумать его позже; теперь, воскрешая в памяти тот день, я ощущала вкус
клубники - нежную смесь ягод, сахара и сливок - и видела ноги...сильные,
здоровые ноги других детей.
Я помню ту отчаянную решимость, с которой я сползла со стула, встала
на собственные ноги и пошла.
Некоторые говорили, что это было чудо. Другие полагали, что я давно
могла ходить и все это время притворялась. Доктора изумлялись.
Хотя поначалу я ковыляла кое-как, но с этого дня я стала ходить. Я не
знаю, могла ли я ходить до этого или нет, - все, что я помню, - неожиданное
ощущение, что я должна это сделать, и вера в свое всесилие, когда я
ковыляла навстречу другим детям.
Постепенно я узнала свою трогательную и печальную историю - по большей
части от слуг, работавших в нашем доме еще до моего рождения.