"Виктория Холт. В ночь Седьмой Луны " - читать интересную книгу автора

гостиной часто случались небольшие, скромные застолья, на которых велись и
ученые, и зачастую остроумные беседы.
Мои тетки навещали нас время от времени. Мама называла их борзыми, она
говорила, что они беспрестанно обнюхивают весь дом, все ли содержится в
чистоте. Впервые, когда я их увидела, мне было три года, и я расплакалась,
протестуя, что это не собаки, а просто две старые женщины. Тетя Каролина
никогда не простила этого моей матери, что было свойственно ей, но никогда
не простила и меня, что, в общем-то, было менее объяснимо.
Итак, мое детство прошло в этом удивительном городе, который был для
меня домом. Я помню прогулки вдоль реки, рассказы отца про римлян,
построивших здесь поселение, и про датчан, которые сожгли его годы спустя.
Меня волновали потоки людей на улицах, ученые мужи в пурпурных мантиях и
студенты в белых галстуках, легкий шум шагов прокторов, этих особых
университетских надзирателей, с бульдогами на ночных улицах. Прижимаясь к
руке отца, я шла с ним от Корнмаркета к самому сердцу города. Иногда мы
втроем отправлялись на пикник за город, в луга, но мне всегда больше
нравилось быть с кем-нибудь вдвоем, тогда я могла рассчитывать на внимание
отца или матери, которым меня обделяли, когда мы были все вместе. На
прогулках отец рассказывал мне об Оксфорде, показывал мне Том-Тауэр, большой
колокол и шпиль собора, одного из самых старых в Англии.
С мамой все было иначе. Она рассказывала о сосновых лесах и о маленьком
замке Шлосс, где прошло ее детство. Она говорила мне о рождественских
праздниках и как они отправлялись в лес за деревьями, чтобы украсить дом, и
как в Рыцарском зале, который был в каждом замке, большом или маленьком, в
канун Рождества устраивались танцы, и танцоры пели псалмы. Я любила слушать,
как мама поет Шталле нахт, хайлиге нахт ("Тихая ночь, святая ночь..." -
рождественский псалом), и тогда ее старый дом в лесу казался мне
заколдованным местом. Мне хотелось знать, тоскует ли она по дому, и когда я
спросила об этом однажды и увидела улыбку на ее лице, я поняла, какой
глубокой была ее любовь к отцу. Я думаю, именно тогда я сказала себе, что в
один прекрасный день в моей жизни появится некто, кто станет для меня таким
же дорогим, как мой отец для нее. Мне казалось, что такая глубокая,
непоколебимая преданность дается в удел каждому. Возможно, поэтому я стала
такой легкой жертвой. Эта история моих родителей служит оправданием того,
что я ожидала найти в лесу такое же наваждение и верила, что другие мужчины
так же чутки и добры, как мой отец. Но мой возлюбленный был иным. Мне
следовало распознать его. Да, он был страстным, не терпящим сопротивления,
подавляющим. Но - нежным, готовым на самопожертвование? Нет.
Мое детство омрачали только посещения моих теток, а позднее -
необходимость отъезда в школу. Затем наступали каникулы и возвращение в
чудесный город, который, кажется, никогда не менялся. И действительно,
говорил мой отец, он оставался прежним сотни лет, и в этом было его
очарование.
Из того времени мне вспоминается удивительное чувство безопасности. Мне
никогда не приходило в голову, что что-то может измениться. Я всегда буду
гулять с отцом и слушать его рассказы о студенческих днях. Он говорил о них
с гордостью, но без тени сожаления. Я любила слушать его, когда он
рассказывая с благоговением об учебе в Боллиоле; мне казалось, что я так же,
как он, знаю этот колледж, и я понимала его планы провести всю жизнь в его
стенах. Он с гордостью рассказывал мне о выдающихся личностях, учившихся в