"Виктория Холт. В ночь Седьмой Луны " - читать интересную книгу автора

колледже. Мама говорила о своем детстве и пела мне песни, подбирая слова к
любимым мною мелодиям Шуберта и Шумана. Она делала маленькие зарисовки леса,
и мне казалось, что они обладают колдовским воздействием. Мама рассказывала
мне истории о троллях и дровосеках, старые легенды, дошедшие от
дохристианских времен, когда люди верили в богов Севера: Одина, Отца всех
людей, Тора с молотом и прекрасную богиню Фрейю, в честь которой один из
дней назвали Фраейтагом (пятница - нем.). Странное очарование открывалось
для меня в ее словах.
Иногда она рассказывала о Даменштифте в сосновом бору, где ее обучали
монахини; временами она переходила на немецкий, и постепенно я неплохо стала
говорить на этом языке, хотя никогда не считала себя двуязычной.
Самой заветной ее мечтой было послать меня на учебу в это заведение,
где она была так счастлива. "Тебе там очень понравится, - говорила она
мне, - высоко в горах, покрытых соснами. Горный воздух укрепит твое
здоровье, а по утрам летом ты будешь завтракать на открытом воздухе -
запивать ржаной хлеб свежим молоком. Это так вкусно Монахини будут добры к
тебе. Они научат тебя быть счастливой и много трудиться. Я всегда хотела,
чтобы ты этому научилась".
Так как желания моего отца всегда совпадали с желаниями матери, я
поехала в Даменштифт и, избавившись от ностальгии по дому, стала получать
удовольствие от тамошней жизни. Лес скоро очаровал меня, хотя это очарование
таилось во мне и прежде. В том возрасте у меня было не много наклонностей, и
я без труда привыкла к новой жизни и моим спутницам. Моя мать подготовила
меня к этому, и ничто не вызвало у меня удивления. Здесь обучались девушки
со всей Европы: шесть англичанок, включая меня, более дюжины француженок,
остальные были немки из различных маленьких немецких государств, в центре
которых находилось наше заведение.
Мы скоро сдружились. Говорили по-английски, по-французски, по-немецки;
простая жизнь пришлась всем по вкусу; дисциплина была строгой, но мы быстро
разобрались, кто из монахинь поуступчивей, и научились этим пользоваться.
Скоро я почувствовала себя счастливой в монастыре и провела там два
беспечных года, включая даже каникулы, потому что поездки домой были нашей
семье не по карману. В монастыре на каникулы всегда оставались шесть или
семь девочек, и мы не скучали, оставшись в одиночестве. Мы украшали зал
хвойными ветками из леса и пели псалмы, украшали часовню на Пасху, или
устраивали летом пикники в лесу.
Я освоилась с новой жизнью. Оксфорд с его башнями и шпилями казался
очень далеким до того дня, когда я узнала, что моя мама опасна больна и мне
надо ехать домой. К счастью, это было, летом и друзья отца, мистер и миссис
Гревилль, путешествовавшие по Европе, забрали меня с собой домой. Когда я
приехала, моя мать уже умерла.
Все изменилось: отец постарел лет на десять, он стал рассеянным, как
будто не мог оторваться от счастливого прошлого и свыкнуться с невыносимым
настоящим. Тети снизошли до нашего дома. "Мы пошли на большие жертвы, -
сообщила мне тетя Каролина, - отказавшись от своего комфортабельного
коттеджа в Соммерсете, чтобы приехать сюда и ухаживать за отцом". Мне было
шестнадцать - самое время, по их мнению, отказаться от этих иностранных
языков и бестолковых привычек. Я должна стать полезной для домашнего
хозяйства. Они найдут кучу дел в доме. Молодые девушки должны уметь готовить
и шить, вести хозяйство и выполнять другие обязанности по дому, которым вряд