"Э.У.Хорнунг. Подарок императора" - читать интересную книгу автора

вставить ее между зубами, после чего фон Хойманн не издал ни звука, даже
когда Раффлс дважды перелезал через его ноги.
И вот она, награда - жемчужина размером с лесной орех, с нежным
розоватым отливом, как ноготки настоящей леди. Когда все было позади, мы
стали с восхищением разглядывать ее. Мы выпили в честь жемчужины виски с
содовой, которое припасли накануне в предвкушении великой минуты. Даже в
самых оптимистических ожиданиях мы не представляли такой торжественности
момента. Все, что нам оставалось теперь сделать, - это спрятать жемчужину
(Раффлс извлек ее из тайного хранилища) так, чтобы даже самый тщательный
обыск не обнаружил ее и мы бы смогли спокойно вынести ее на берег в Неаполе;
именно этим Раффлс и занимался, когда я укладывался спать. Сам бы я
немедленно, в ту же ночь высадился бы в Генуе и удрал бы вместе с трофеем,
но Раффлс не хотел и слышать об этом - в силу целого ряда серьезных, как
оказалось позднее, причин.
В целом, мне кажется, пока не подняли якорь, никто ничего не узнал и не
заподозрил, но точно сказать не могу. Трудно поверить, чтобы ночью человеку
давали хлороформ, а утром он не почувствовал бы никаких последствий, не
обнаружил бы никакого подозрительного запаха. Тем не менее фон Хойманн
явился на публику как ни в чем не бывало, фуражка надвинута на самые глаза,
а усы закручены аж до козырька. В десять утра мы уходили из Генуи; последний
тощий чиновник с небритым подбородком покинул нашу палубу; последнего
продавца фруктов с корзинами, полными воды, вышвырнули с корабля, и он уже
из своей лодки клял нас на чем свет стоит; последний пассажир в последнюю
минуту поднялся на борт - суетливый старик, которого терпеливо ждал большой
корабль, пока он торговался с лодочником из-за поллиры. Но наконец мы
отчалили, буксир отошел, маяк остался позади, и мы с Раффлсом стояли рядом,
опершись на поручни, разглядывая свое отражение в зеленоватой, мраморной
раскраски воде, опять плескавшейся о борта нашего "Улана".
Фон Хойманн вступил в игру, как и было нами задумано: держать его при
мисс Вернер целый день и таким образом отсрочить неизбежный момент развязки.
И хотя девушка явно скучала и все время поглядывала в нашу сторону, немец со
всем энтузиазмом использовал открывшуюся возможность. Раффлс был мрачен и
явно не в настроении. Он совсем не выглядел человеком, одержавшим
сногсшибательную победу. Я решил, что единственной причиной его плохого
настроения может быть предстоящее в Неаполе расставание.
Со мной он не разговаривал, но и от себя не отпускал.
- Побудь здесь, Кролик. Мне нужно с тобой поговорить. Ты умеешь
плавать?
- Немного.
- Десять миль проплывешь?
- Десять? - Я рассмеялся. - И одной не проплыву, а что?
- Да мы почти весь день будем на расстоянии десяти миль от берега.
- К чему ты, черт возьми, клонишь, Раффлс?
- Да так, ни к чему, только, если случится самое худшее, мне придется
плыть до берега. А под водой ты, наверное, и вовсе не умеешь плавать?
На этот вопрос я не ответил. Да я его почти и не слышал - я весь
покрылся холодным потом.
- Почему должно случиться самое худшее? - прошептал я. - Нас ведь не
уличили?
- Нет.