"Роберт Говард. Зверь из бездны" - читать интересную книгу автора

горланящим приплодом.
Она была большая и пестрая - некая беспорядочная смесь белого, рыжего и
черного. Голова у нее была темная, поэтому ее звали Черномордочка. Как
только начался повальный мор кошек, она исчезла, и я предположил, что она
тоже поражена болезнью и удалилась умирать в кусты. Но я ошибся. После того,
как последний из ее друзей отправился к праотцам, после того, как
оскверненные места их сборищ были очищены временем и стихиями, Черномордочка
вернулась домой. Вместе с ней пришел выводок длинноногих котят. Она
оставалась на ферме до тех пор, пока не пришло время отнимать детенышей от
груди, а потом опять исчезла. Вернулась она через несколько недель, и
вернулась одна.
Я снова начал собирать вокруг себя кошек, и пока жил на ферме,
таинственная чума возвращалась не раз и уносила их с лица земли. Но
Черномордочки чума так и не коснулась. Каждый раз перед началом повального
кошачьего мора она таинственно исчезала и возвращалась, лишь когда последний
кот умирал и опасность больше не грозила. Это повторялось так много раз, что
не могло быть простым совпадением. Каким-то известным ей одной образом она
избегала роковой участи своих сородичей.
Она была молчалива, скрытна, отягощена таинственной мудростью, более
древней, чем сам Египет. Она не воспитывала своих котят поблизости от дома.
Думаю, она понимала, что в густонаселенных местах всегда подстерегает
какая-то опасность. Как только котята были в состоянии позаботиться о себе
сами, она уводила их в лес и оставляла там. Как это ни покажется странным,
никто из них никогда не возвращался на ферму, с которой Черномордочка их
уводила, но вся округа прямо-таки наводнилась "дикими" кошками. Ее сыновья и
дочки обитали в населенных москитами низинах, в колючих кустарниках и среди
кактусов. Некоторые поселились в жилых домах и стали прославленными
мышеловами; но большинство оставалось неприрученными охотниками и убийцами,
пожирателями птиц, грызунов, молодых кроликов и, подозреваю, цыплят.
Таинственная Черномордочка появлялась ночью и ночью исчезала. Она
вынашивала котят в дремучих лесах, приносила их в цивилизованный мир, чтобы
они были в безопасности, пока совсем малы и беспомощны, и возвращала в лес,
когда они подрастали.
Проходили годы, и ее возвращения становились все реже и реже. В конце
концов, она даже перестала приносить свои выводки на ферму, а растила их
среди дикой природы. Ее звала первозданность, и этот зов был сильнее
стремления к легкой жизни в лени и неге. Она была молчалива и первобытна и
решила уйти из мира людей. Она больше не подходила к жилищу человека, но
иногда мельком я видел ее на заре или в сумерках, сверкающую в высокой
траве, как слиток золота, или скользящую, как призрак, сквозь заросли
москитовых деревьев. Огонь не потух в ее шалых глазах, мускулы,
перекатывающиеся под шерсткой, не стали с годами дряблыми. Это было почти
двадцать лет назад, и я бы не удивился, узнав, что она все еще живет в
зарослях кактусов или в густых кустарниках на холмах.
Я не могу с уверенностью сказать, сколько у меня сейчас кошек. Мне не
доказать свои права ни на одну из них. Они приходят, живут в кладовой с
провизией и возле черной лестницы, позволяют кормить себя, а иногда
удостаивают меня мурлыканьем. Пока никто их не хватится, я считаю их своими.
Не знаю точно, сколько у меня питомцев, потому что их полку постоянно
прибывает. Я слышу, как они истошно вопят в стогах сена, но мне ни разу не