"Роберт Говард. По правилам Акулы ("Моряк Костиган")" - читать интересную книгу автора

мои каблуки опускались на его стопы, он пытался выковырять мне глазные
яблоки.
Судья разнял нас, но я успел достать Муркена прямым левой. Он загнал
меня в угол, и мы обменивались тумаками, пока белый свет не стал красным.
Наши руки двигались медленно и тяжело, точь-в-точь поршни тормозящего
паровоза. Ни один из нас не услышал гонга; судье пришлось снова разнять нас
и развести по углам. Я плюхнулся на табурет и откинулся на канаты, очень
слабо воспринимая происходящее. Пока весельчак-секундант равнодушно
обрабатывал меня, я сосредоточился на мыслях о красавице Диане, моей будущей
супруге, и благодаря этой оздоровительной процедуре встал по удару гонга
довольно свежим, без пелены на мозгах.
Во всяком случае, я был свежее Муркена. Мне досталось крепче, но ведь я
вышел на ринг в лучшей форме. Он больше меня привык к жаре, но ему мешал
излишек жира. Я вообще недоумевал, как он ухитряется выдерживать
убийственный темп. Бог знает, когда Акула в последний раз встречался с
хорошим боксером, но все же он задал мне перцу.
Второй раунд он начал шустро и сразу схлопотал в правый глаз. Он взвыл
и угостил меня левым хуком в подбородок и правым - в живот. Я ринулся на
Акулу, чтобы свалить его отчаянной атакой на корпус. Я все поставил на
карту, осыпал его таким вихрем размашистых ударов, что толпа едва не
обезумела. При этом я изо всех сил старался не обращать внимания на его
отпор. Под градом моих тумаков он заревел раненым львом и отбросил меня
сильнейшим правым свингом в висок. Я снова "поплыл", но рефлексы старого
"молотилы" удержали меня на ногах.
Широко открывшись, я ринулся в атаку и ошеломил Муркена мощным ударом
правой. Второй удар я закатал ему в глаз, а он едва не отшиб мне нос
ответным левой. Затем он проломил мою защиту хлестким апперкотом под сердце,
отчего у меня напрочь заперло дыхание.
Я бессильно уронил руки, и он влепил мне по подбородку хук левой. Мои
подошвы взлетели выше головы, а затылок шмякнулся о грунт с такой силой, что
в легкие вновь устремился воздух. Я вскочил, не дожидаясь отсчета, и явно
слабеющий Акула погнал меня по рингу. Но мне пришлось хуже, чем ему.
Кровь заливала глаза, я еле двигал руками и смутно догадывался, что
отголоски далекого грома на самом деле - хлопки кулаков по моей голове и
корпусу. Я опять уронил руки и повис на канатах, раскачиваясь от его ударов.
Дальнейшее помню плохо, но ему пришлось потратить чуть ли не минуту, чтобы
сбить меня наземь - настолько он вымотался.
Судья произнес надо мной "девять" одновременно с ударом гонга. А может,
и нет - я не помню. Помню только, что очухался в углу, когда мой секундант
размахнулся, чтобы бросить на ринг полотенце. Я перехватил его руку.
- Не смей, - пробормотал я. - Вылей лучше на меня ведро воды.
Он заворчал, но повиновался, и я посмотрел на Муркена, которого
массировали и обмахивали секунданты. Муркен являл собой печальное зрелище:
глаз заплыл, щека глубоко рассечена, пот ручьями бежит по волосатой груди,
мешаясь с кровью, а грудь судорожно вздымается. Он уставился на меня так,
будто не верил своим глазам, но тут прозвучал гонг.
- А ну, помоги встать, такой-эдакий! - рявкнул я секунданту, и он
неохотно повиновался, сказав при этом:
- Ты самый крутой тип из всех, кого я видел, но это тебя не спасет.
У меня очень ослабли ноги, и, сказать по правде, я вообще чувствовал