"Анатолий Хулин. Дедлайн (фрагмент романа)" - читать интересную книгу автора

- Ты мой главный материал, - говорю, - Хай, десантура. Приземлился?
- Франкфурт - закачаешься... - говорит Магомед, - Хулин! Нам надо
срочно нажраться и обкуриться и обдолбаться чем-нибудь!
- Ничего другого я от тебя не ожидал, - говорю я, - Вообще я в
перманентном завязе, но ради братьев по оружию...
- Ты даже не понимаешь, как ты прав насчет того, что я тебе привез!
Ладно, при встрече. Через полчаса буду у тебя. Еду прямо на такси от
самолета, скот неблагодарный! Слышишь, как трещит?! У немцев вообще для нас
никакого роуминга, я оттуда не мог с тобой шнапсом чекаться, придурь! Лево,
лево, черт!!! Все, конец связи...
Он вырубается. Куда его занесло, что он там мне везет? Что за пьяные
базары про Салмана Рушди? Да нет, все ясно. Опять Чечня, небось. Опять
синхронистичность. Он достаточно груб, этот Мага - мой приятель, не умеющий
дружить, как положено. Он, кстати, русский - просто Магомедов папа, служа во
флоте, был как-то на учениях смыт ночью за борт своего краснознаменного
тральщика исторически зрелой холодной балтийской волной. Выжил, конечно,
папа - но вахтенного, который бросил ему что положено в таких случаях, звали
Магомедом. Был он аварец из под Махачкалы. Завязалась дружба. Когда у
спасенного папы родился первенец - он стал папой Магомеда. В смысле - моего
так называемого издателя. Простейшая для советских лет история. Не совсем
обычная - но, в целом, не такая уж абсурдная.
Потом Магомед вырос, натренировался боксом - папа служил в милиции - и
отправился воевать спецназовцем в Афганистан. И там, наверное, как раз
душевно опустился до патриаршей уверенности во всем вокруг. А может - уже в
наши дни, от кокаина, когда мы с ним как раз и познакомились. В смысле - я с
Магомедом. Он употреблял уже более трех лет - с тех пор, как подсел в
Афганистане на опиаты. "Все мне стало не в кайф, вот и слез, - рассказывал
Магомед, - А как поднялся, так на кокс подсел. Ну, бог даст - слезу. Не
трава, все-таки - ее то уж хрен бросишь."
От всей этой жизни Магомед, по его собственным словам, "заморочился
вскрытыми неврозами, перешедшими в фазу стойких перинатальных психозов".
Ничего не читавший ни до Афгана, ни во время перестройки, он так жадно
набросился на сочинения Карла Густава Юнга - без базы, с нуля, упорно, будто
Мартин Иден - а затем вообще перечел всю философскую классику, когда
отлеживался в различных реабилитационных центрах - что не встретиться в этой
жизни мы с ним уже не могли. Лет пять назад Магомед просто забредил доктором
Станиславом Грофом - даже летал к нему в Северную Америку, поскольку хотел
открыть у нас в Москве точно такой же центр реабилитации ветеранов горячих
точек. Даже в префектуре умудрился объяснить отличия эффектов галатропного
дыхания от примитивного приема ЛСД. Однако довольно быстро пробухал
пятидесятитысячный зеленый фондовый кредит. Проторчал, короче, три недели
вместе с инициативной группой - резко зануждавшейся после всего реально
произошедшего в еще более незамедлительной реабилитацией. В конце концов,
"на почве этого мизерного скандальчика", Магомед швырнул в лицо одному
авторитетному ветерану-афганцу свой членский билет, вырубил его хуком слева
- определив это на суде "личным девиантным поведением на почве
посттравматической зависимости от насилия" - и был скручен бывшими
товарищами по оружию. О своей "перинатальной матрице" он говорить не стал -
и вообще был слегка на взводе. Все закончилось мировым соглашением, а после
суда ему сказали в том смысле, что давно уже знают наизусть все его