"Павел Хюлле. Вайзер Давидек " - читать интересную книгу автора

вассалам, устами герольда. Тогда, ясное дело, я ничего такого не
почувствовал, но уже в канцелярии на складном стуле, когда шумела, закипая,
вода для кофе и тикали стенные часы, уже тогда у меня появилось смутное
ощущение, что Вайзер стал с той минуты нашим сувереном, и ничто этого
изменить не могло. Теперь я вижу, что первую часть ненаписанной книги о нем
я должен бы начать со слов "Ладно, скажи им, пусть завтра в десять приходят
к зоопарку, к главному входу", которые Вайзер произнес из окна на втором
этаже, откуда долетало до нас знакомое стрекотание швейной машинки. Об этом,
впрочем, я уже говорил, и если я повторяю кое-что и не вымарываю, как в
школьном сочинении, то лишь потому, что сейчас я пишу вовсе не книгу. Быть
может, вместе с Элькой, Шимеком и Петром мы могли бы написать такую книгу,
но - впрочем, и об этом уже говорилось - Шимек предпочитает ничего не
помнить, Элька не отвечает на письма даже после моей поездки в Германию, а
Петр погиб на улице в декабре семидесятого года и лежит на пятой аллее
кладбища в Сребжиске.
На уроках естествознания М-ский не раз подчеркивал, что такого
зоологического сада, как в Оливе, не постыдился бы любой европейский город.
Не знаю, что он имел в виду - что мы живем не в Европе или что кроме
зоологического сада нам есть чего стыдиться. Но зоопарк действительно был
прекрасно расположен, вдали от города, в глубокой долине Оливского потока,
который бежал в этом месте меж семью холмами, заросшими смешанным
сосново-буковым лесом. Косули резвились здесь на лесных полянах, освещенных
солнцем, лоси обитали в темных, мрачных болотах, волки - в норах, вырытых в
откосах, а кенгуру прыгали по целине, заросшей розовым клевером и щавелем.
Только хищные звери, в частности привезенные из тропических стран,
содержались в тесных вольерах намного хуже, на какой-нибудь полусотне
квадратных метров за железными решетками. Тогда это ускользало от нашего
внимания, но сегодня, когда я вообще не посещаю зоопарки, фраза М-ского о
самом прекрасном зоопарке в Европе звучит очень смешно и глупо. Как если бы
мы, бродя по чужому городу, вдруг услышали от гида: "Обратите внимание,
господа, вот самая лучшая тюрьма, которая когда-либо была выстроена в нашем
городе, а может быть, и во всей Европе".
Нынешние туристы или жители города отправляются в зоопарк на автобусе
от трамвайного круга в Оливе. Но тогда автобусов было, кажется, поменьше, и
путь от круга вдоль аббатства цистерцианцев приходилось проделать пешком. Мы
миновали тенистые склоны Пахолека, где еще стоял тогда обелиск с немецкой
надписью, прошли вдоль прудов старой усадьбы, теперь заросших и
заболоченных, вдыхая горячую пыль, смешанную с запахом цветущих лип,
которыми обсажена была дорога, и наконец, уже немного уставшие, увидели
холмы, обрамляющие Долину Радости, - в их правое крыло упирался зоопарк.
Наконец увидели прислонившегося к воротам Вайзера, который в тот день был
одет в зеленые брюки и светло-голубую рубашку покроя русской косоворотки,
что выглядело неестественно и смешно, словно одежка со старшего брата.
Первой к Вайзеру подошла наша троица, потом Янек Липский, сын путейца из
Лиды, родившийся в железнодорожном вагоне, потом Кшисек Барский, сын
варшавского повстанца и гданьской лавочницы, за ним к воротам зоопарка
подошел Лешек Жвирелло, который всегда носил чистые рубашки и, в отличие от
нас, говорил "простите" и "благодарю", по-видимому, по причине шляхетского
происхождения его отца, а хоровод замыкала в тот день тихая как мышка Бася
Шевчик. Ее отец бросил после войны работу в шахте и приехал сюда искать