"Павел Хюлле. Вайзер Давидек " - читать интересную книгу автора

когти. Но и это было еще не все. Вайзер перелез через барьерчик, отделяющий
его от клетки, и стоял теперь так близко от железных прутьев, что мог бы,
наклонившись чуть-чуть, коснуться лбом когтей кошки. Пантера застыла. И
вдруг гортанное бульканье перешло в сдавленное рычание, и зверь, все еще с
вздыбленной шерстью и бьющим по бокам хвостом, стал отступать назад, не
отрывая глаз от Вайзера. Это было невероятно. Пантера отползала вглубь
клетки, очень медленно, брюхом шаркая по бетонному полу, своими раскосыми
прищуренными глазами, сверкающими, как неподвижные зеркальца, она вперилась
в Вайзера. Когда ее хвост коснулся задней стены вольера, она села,
съежившись, в угол и наконец опустила глаза, дрожа всем телом. Каждая мышца
под натянувшейся шкурой дрожала, как от холода, и огромный зверь напоминал
теперь собачонку-крысоловку пани Коротковой, которая забивалась в угол
двора, стоило топнуть ногой. Мы стояли молча. Вайзер подошел к нам, Элька
подала ему платок, и он стал вытирать капли пота со лба, как после тяжелой
работы. Но на этом не кончился день, проведенный с Вайзером, так же как и не
закончилась история того лета, когда в водах залива варилась "уха" и люди в
костелах молились о дожде.
Вайзер показал нам другую дорогу домой, не ту, по которой мы пришли к
оливскому зоопарку. Не было ни трамвайного круга, ни разболтанного трамвая
номер два, который, курсируя тогда между Угольным базаром и Оливой, проезжал
мимо депо, нашей школы и нашего дома. Зато была дорога в Долине Радости, в
горку, мимо бездействующей кузницы цистерцианцев у речки, была высокая, выше
колен, трава на холме, откуда, как с Буковой горки, видно было море, были
глубокие овраги и расщелины в тени буковых листьев и была узкая песчаная
дорога через старую сосновую посадку, которая местами смешивалась с
березовыми рощицами и густым орешником. Сейчас это звучит как лирическое
хныканье по утраченному раю, но, когда Вайзер показал нам место рядом с
источником, где Фридрих Великий отдыхал во время охоты, или когда на
пронизанной солнцем поляне затопотали вспугнутые косули, или когда мы
собирали полными горстями сладкую малину, тогда это был для нас рай
обретенный, далекий от города и заманчиво притягательный, как сумрачная
прохлада собора в жаркий день. Вайзер шел впереди и обращался вроде бы к
Эльке, но на самом деле к нам: вот сюда зимой приходят кабаны; или: о, вот
дорога на Матемблево; либо: вон там самый большой муравейник красных
муравьев з заячьими головами. С особым удовольствием показывал он места, где
лес был иссечен окопами, остатками последней войны, и в таком же духе
пояснял: это воронка от мины; или: это окоп для самоходки, - и мы слушали
его затаив дыхание. Но наконец он вывел нас ложбиной за стрельбищем на край
морены, откуда мы увидели башенку кирпичного костела в Брентове и хорошо
знакомые очертания кладбища. И хотя этой самой дорогой я ходил позже туда и
обратно, сам либо с приятелями, летом пешком или на велосипеде, зимой на
лыжах, и, хотя называл эту дорогу, насчитывающую шесть с половиной
километров, дорогой Вайзера, никогда, даже сейчас, когда она всего лишь
синяя ниточка в заповедном парке, описанная в путеводителе, - никогда я не
мог припомнить, показывал ли Вайзер, ведя нас обратно домой, все это нам
просто рукой или держал в руке суковатую палку, на которую он мог опираться
как на жезл. Ведь мы возвращались домой, и он нас вел, будто мы с того дня
были его народом.
А вечером мы сидели на лавке под каштаном, и Петр рассуждал, что бы
было, если бы черную пантеру не отделяла от Вайзера железная решетка. "Было