"Вильгельм фон Гумбольдт. О различии строения человеческих языков и его влиянии на духовное развитие человечества" - читать интересную книгу автора

констатировать, что языкотворческая сила в человечестве будет действовать
до тех пор, пока - будь то в целом, будь то в частном - она не создаст
таких форм, которые всего полнее и совершенее смогут удовлетворить
предъявляемым требованиям. В соответствии с этим положением даже и те
языки и языковые семейства, которые не обнаруживают между собой никаких
исторических связей, можно рассматривать как разные ступени единого
процесса образования. А если это так, то эту связь внешне не объеиненных
между собой явлений следует объяснять только общей внутренней причиной, и
этой причиной может быть лишь постеленное развитие действующей здесь силы.
Язык - одно из тех явлений, которые стимулируют человеческую духовную силу
к постоянной деятельности. Выражаясь другими словами, в данном случае
можно говорить о стремлении воплотить идею совершенного языка в жизнь.
Проследить и описать это стремление есть задача исследователя языка в ее
окончательной и вместе с тем простейшей сути15.
В прочих своих частях языковедение совершенно не нуждается в этом тезисе,
который выглядит, возможно, чересчур гипотетическим. Однако оно может и
должно использовать его как стимул и опираться на него в своих попытках
открыть в языках постепенное приближение к совершенному строю.
Действительно, могут существовать ряды языков как более простого, так и
более сложного устройства, при сравнении которых друг с другом можно было
бы заметить в принципах их организации последовательное восхождение к
наиболее удачному строению языка. Можно было бы ожидать, что организм
таких более совершенных языков при всей сложности форм явственней, чем это
имеет место в других языках, обнаруживает последовательнее и прямолинейное
стремление к совершенству. Признаками успешного движения по этому пути
оказались бы в более совершенных языках прежде всего четкость и
совершенство фонетической артикуляции; затем связанная с этим искусность в
образовании слогов и чистота их расчленения на элементы, а также умелое
устройство простейших слов; далее, оформление слов как звукового единства
для достижения таким путем подлинного словесного единства,
соответствующего единству понятия; наконец, способность языка провести
разграничение между своими самостоятельными единицами и тем, что в
качестве формы должно лишь сопутствовать самостоятельным единицам, для
чего, естественно, нужно, чтобы язык располагал каким-то приемом отличения
простых нанизываний от сплавлений, символизирующих смысловую связь. Но в
эти подробности я по вышеназванным причинам тоже пока не вдаюсь, а хочу
только, чтобы читатель увидел, какими положениями я руководствовался в той
работе над определением места кави в семье малайских языков, которую я
здесь предпринимаю.
Должен заметить, что я всегда отделяю то в языках, что возникло
исторически в ходе их последовательных изменений, от их первичной -
насколько она нам доступна,- исконной формы. Круг подобных праформ,
по-видимому, замкнулся, и на той стадии, какую сейчас проходит развитие
человеческих сил, возврат исконного состояния невозможен. Ведь как ни
укоренен язык в недрах человеческой природы, он обладает еще и
независимым, внешним бытием, которое властно над самим человеком.
Чтобы снова возникли исконные формы языка, народы должны были бы вернуться
к своей прежней обособленности, которая теперь уже немыслима. Возможно
также - и это еще более правдоподобно,- что для зарождения новых языков в
жизни всего человечества, как и в жизни отдельного человека, вообще