"Висенте Ибаньес Бласко. Рассказы (Москва - 1911) " - читать интересную книгу автора

древняго населенiя Iерусалима, всегда готоваго побить камнями или распять на
крест новыхъ пророковъ. У него была черная жесткая борода, какъ у воина
Маккавея, а лохматая черная шевелюра походила на мховую шапку.
Забулонъ былъ однимъ изъ наиболе дятельныхъ и уважаемыхъ членовъ
еврейской общины, безъ котораго не обходилось ни одно благотворительное дло,
былъ голосистымъ канторомъ синагоги, большимъ другомъ раввина, котораго
называлъ "нашимъ духовнымъ вождемъ" и приходилъ во вс дома, гд умиралъ
единоврецъ, чтобы сопровождать пнiемъ его предсмертные стоны и омыть потомъ
тло покойнаго водой, стекавшей ручьемъ на самую улицу. По субботамъ и въ дни
большихъ праздниковъ онъ шелъ торжественно въ синагогу, въ сюртук,
перчаткахъ и цилиндр, сопровождаемый тремя бдными единоврцами, жившими на
крохи, падавшiя со стола хозяевъ. Они были разодты и торжественны не мене
ихъ покровителя.
- Вниманiе! - кричали остряки Королевской улицы. - Сторонись, детъ
броненосецъ съ четырьмя трубами.
И вс четверо проталкивались между группами людей, держа курсъ къ
синагог, обращаясь то въ одну, то въ другую сторону, чтобы посмотрть, не
остается ли на улиц какой -нибудь плохой еврей, не желающiй постить храмъ, и
немедленно же объ этомъ донести "духовному вождю".
Пораженный бдностью конторы, походившей на кухню, Агирре еще боле
удивлялся при вид той легкости, съ которой катились деньги на узкомъ
прилавк. Исчезали свертки съ серебряной монетой, быстро проходившей сквозь
волосатые, привыкшiе считать пальцы Забулона, фунты стерлинговъ издавали
пвучiй звукъ, ударяясь о дерево съ веселымъ звономъ золота; банковые билеты,
сложенные вдвое, какъ листы несшитой тетради, на мгновенiе показывали цвта
своей нацiональности, прежде чмъ исчезнуть въ ящик; мелькали однообразныя
простыя блыя англiйскiя бумажки, нжно-голубыя французскiя, наполовину
зеленыя, наполовину красныя испанскiя.
Вс гибралтарскiе евреи приходили сюда съ тою коммерческой
солидарностью, которая побуждала ихъ заходить лишь въ лавки единоврцевъ, и
Забулонъ, одинъ, безъ помощи приказчиковъ, не позволяя отцу, этому
почтенному фетишу богатства семьи, покидать кресло, направлялъ этотъ танецъ
денегъ, переводя золото изъ рукъ публики въ глубину желзнаго ящика или не
безъ грусти разбрасывая его по прилавку.
И смшная дыра, казалось, становилась больше и краше, по мр того, какъ
съ устъ банкира и его клiентовъ сыпались звучныя названiя:- Лондонъ, Парижъ,
Вна! Во всхъ частяхъ свта контора Абоабъ имла связи. Ея имя и влiянiе играли
роль не только въ знаменитыхъ столицахъ, но и въ жалкихъ уголкахъ, везд, гд
только находился хоть какой -нибудь представитель ихъ племени. Рабатъ,
Казабланка, Лараче, Тафилете, Фесъ - во вс эти африканскiя мстечки большiя
европейскiя банкирскiя конторы могли проникнуть только при помощи этихъ
посредниковъ, жившихъ бдно, не смотря на свое почти знаменитое имя.
Мняя деньги Агирре, Забулонъ привтствовалъ его, какъ знакомаго. Въ
этомъ город по прошествiи сутокть все знали другъ друга.
Старикъ Абоабъ немного поднялся на своемъ кресл и приблизилъ свои нжные
глаза съ нкоторымъ удивленiемъ, впервые увидвъ этого постителя среди обычной
публики клiентовъ, всегда однихъ и тхъ же.
- Это консулъ, отецъ!- произнесъ Забулонъ, не поднимая глазъ съ денегъ,
которыя считалъ, угадывая движенiе старика, сидвшаго за его спиной. -
Испанскiй консулъ, живущiй въ отел противъ нашего дома!