"Э.В.Ильенков. Диалектическая логика (Очерки истории и теории) " - читать интересную книгу автора

характеристикой нашего незнания причин явлений и тем самым превращала
необходимость в единственно объективную категориальную схему суждения, что
вело к признанию фатальной неизбежности любого, самого мельчайшего и
нелепого факта и фактика.
Именно поэтому-то Гегель несколько позднее и назвал указанный метод
мышления метафизическим. Он и в самом деле был характерен для прежней -
докантовской метафизики, избавлявшей себя от внутренних противоречий за счет
простого игнорирования ровно половины всех законных категорий мышления,
половины схем суждения с объективным значением. Но при этом сразу же
вырастает и требует решения роковой вопрос, а какую именно категорию из
полярной пары предпочесть и сохранить и какую выбросить на свалку, объявить
"субъективной иллюзией"? Здесь, показывает Кант, никакого объективного
основания для выбора нет и быть не может. Решает чистый произвол,
индивидуальная склонность. И потому обе метафизические системы равно
оправданны (и та и другая проводит равно универсальный принцип) и равно
субъективны, так как каждая из них отрицает противоположный ей объективный
принцип.
Прежняя метафизика упрямо старалась организовать сферу разума на основе
закона тождества и запрета противоречия в определениях. Задача принципиально
невыполнимая. Ибо если категории рассматриваются как необходимо присущие
некоторому субъекту всеобщие предикаты, то таким субъектом должна быть вещь
сама по себе. Но категории, рассматриваемые как предикаты одного и того же
субъекта суждения, оказываются противоречащими друг другу, и создается
парадоксальная ситуация. И тогда суждение подпадает под запрет противоречия,
который в кантовской редакции звучит так: "Ни одной вещи не присущ предикат,
противоречащий ей..."[21] Стало быть, если я определяю вещь самое по себе,
через одну категорию, то я уже не имею права, не нарушая запрета,
приписывать ей определения противоположной категории.
Вывод Канта таков: достаточно строгий анализ любой теории, претендующей
на безусловно полный синтез всех определений (всех предикатов одной и той же
вещи самой по себе), на безусловную справедливость своих утверждений, всегда
обнаружит в ее составе более или менее искусно замаскированные антиномии.
Рассудок, просветленный критикой, т.е. сознающий свои законные права и
не пытающийся залетать в запретные для него сферы трансцендентного, всегда
будет стремиться к безусловно полному синтезу как к высшему идеалу научного
знания, но никогда не позволит себе утверждать, что он такого синтеза уже
достиг, что он наконец определил вещь самое по себе через полный ряд ее
всеобщих и необходимых предикатов и тем самым дал полный перечень условий
истинности ее понятия. Поэтому исконные теоретические противники, вместо
того чтобы вести нескончаемую воину на уничтожение, должны учредить между
собою нечто вроде мирного сосуществования, признавая равные права каждого на
относительную истину, на относительно верный синтез. Они должны понять, что
по отношению к предмету самому по себе они одинаково неправы, что каждый из
них, поскольку он не нарушает запрета противоречия, обладает лишь половиной
истины, оставляя другую ее половину противнику. С другой же стороны, оба они
правы в том смысле, что рассудок в целом (т.е. разум) всегда имеет внутри
себя не только разные, но и противоположные интересы, одинаково законные и
равноправные. Одну теорию, например, занимают тождественные характеристики
известного круга явлений, а другую - их различия (скажем, научные
определения человека и животного, человека и машины, растения и животного).