"Э.В.Ильенков. Диалектическая логика (Очерки истории и теории) " - читать интересную книгу автора

выводит его на несколько иной путь, чем путь Фихте, на рельсы объективного
идеализма. Последний не только мирится с тезисом о реальном существовании
внешнего мира, но и строит теорию его познания, хотя у самого Шеллинга эта
теория и оказывается чем-то всецело отличным от логики, а скорее, клонится к
образу эстетики, к теории художественного эстетического постижения тайн
мироздания. Для людей же науки Шеллинг оставляет в качестве инструмента для
работы все ту же старинную логику, которую он сам, вслед за Фихте, объявил
совершенно недостаточным орудием познания и оправдал лишь как канон внешней
систематизации и классификации материала, полученного иными, нелогичными и
даже алогичными способами.
Если Фихте задал классический образец критики Канта и его логики
справа, с позиций последовательно проведенного субъективного идеализма, то в
реформаторских устремлениях молодого Шеллинга явственно начинает
просвечивать другой мотив.
В кругах, где вращался молодой Шеллинг и где созревала его мысль,
господствовали несколько иные настроения, нежели те, которые индуцировали
философию Фихте. Все помыслы Фихте сосредоточивались на той
социально-психической революции, которую возбудили в умах события 1789-1793
годов. С событиями и проблемами тех лет и связан взлет его мысли, с падением
революционной волны и его философия опустила крылья, а нового источника
вдохновения он уже не нашел. Для Шеллинга же рожденный революцией пафос был
лишь стадией, и на ней он выступал как единомышленник и даже как ученик
Фихте. Однако, подобно тому, как силы грубой реальности заставили считаться
с собой самых рьяных якобинцев, так и Шеллингу стало ясно, что настаивать на
одной лишь бесконечной творческой мощи Я, на силе ее морального пафоса перед
лицом упрямого внешнего мира - значит биться лбом о стенку непонимания, что
и случилось в конце концов с Фихте.
Тесно связанный с кружком Гете и литераторов-романтиков, Шеллинг с
самого начала проявляет гораздо больший интерес, чем Фихте, с одной стороны,
к природе (читай: к естествознанию), а с другой - к унаследованным,
традиционным (по терминологии Канта и Фихте, к объективным) формам
общественной жизни. Естествознание и искусство с самого начала составляют ту
среду, которая формирует его ум, его исследовательские устремления.
Начинает, правда, Шеллинг с того же, что и Фихте: противоположность
между субъектом и объектом у него также трактуется как противоположность
внутри сознания человека, как противоположность между теми образами внешнего
мира, которые человек производит "свободно", и теми образами того же мира,
которые он продуцирует не свободно, бессознательно, повинуясь неизвестной
ему принудительной силе необходимости. Так же как и Фихте, Шеллинг воюет с
догматизмом (в образе которого для него сливаются как религиозная
ортодоксия, приписывающая необходимость внешнему богу, так и философский
материализм, приписывающий ее внешним вещам, "чистым объектам"). Критицизм
для Шеллинга - синоним позиции, согласно которой объективные (всеобщие и
необходимые) определения человеческой психики изначально присущи самой
психике и обнаруживаются в ней в процессе ее деятельного самораскрытия.
Этим путем Шеллинг, вслед за Фихте, преодолевает дуализм концепции
Канта. Однако у Фихте дуализм все же сохраняется и даже в еще более
обостренном виде воспроизводится внутри его концепции. В самом деле, все
кантовские антиномии сводятся им к одной-единственной - к противоречию между
двумя половинами одного и того же Я. Одна из них бессознательно творит