"Явдат Ильясов. Башня молчания " - читать интересную книгу автора

Звездного храма, - ибо всюду лез и многое делал сам, - как сядешь за стол и
склонишься над ним, тупо ноет, рука от этого млеет, немеет и будто совсем
отпадает. Похоже, будет паралич. Ну, рука отсохнет, - бог с ней, можно
научиться левой писать, но если ослепнешь, то уже ничего не напишешь.
Да-а, недешево обошлась ему Эль-Мирра...
И Омар продолжал, холодный и мрачный:

"И Рудаки не минуло несчастье. Однажды ночью его схватили, скрутили
руки за спиной, и палач раскаленным добела толстым железным прутом выжег ему
глаза. Больной, потерявший все, он вернулся в родное селение и умер год
спустя в нищете".

На страницу перед Омаром, исписанную почти до конца, на плотный текст
легла легкая белая прогалина. Омар помотал головой. Прогалина не исчезала,
она становилась все шире, и вскоре весь лист сделался белым. Омар не видел!
Вот оно - несчастье! Все, что было с ним до сих пор, чепуха, досадная
мелочь...
"Я устал, - сказал он себе, вставая. - Глаза утомились. Похожу,
посмотрю на зелень деревьев, на воду ручья".
Он вышел на узкую террасу дома и разглядел на коре чинар все извилистые
морщины, на ветвях - каждый лист с каждой прожилкой в нем. Подобрал под
опорным столбом сухой опавший, свернувшийся лист, - буроватое пятно без
линий, складок и прочих подробностей.
Дальнозоркость! Плохо дело...
Всю жизнь он ею страдал - в переносном смысле: отчетливо видел высокое,
крупное со всеми сучками, узорами - и не замечал мелочей прямо перед собой.
Теперь она одолела его в смысле прямом. Но если для зрения внутреннего,
философского, дальнозоркость, может быть, благо, - то с пером и чистой
страницей в руках она бедствие.
Лучше всего - ясно видеть все: и то, что там, вдалеке, и то, что рядом.
Что толку, скажем, озирая светлую даль, расшибать лоб о первый попавшийся
столб? И дальнозоркость, и близорукость, как в смысле прямом, так и
переносном, болезнь...
"Пойду поброжу". И, расстроенный, даже не заперев калитку, он взял
толстую палку и потащился куда-то, угнетенный своим новым горем.
Какое длинное лето. Сколько событий. А ему все не видно конца.
Проклятое лето! Скорей бы осень, что ли, наступила, с ее прохладой и влажной
свежестью...
В голове продолжали звучать фразы, которые он не смог нанести на
бумагу.
"Что же случилось в Бухаре в тот страшный год? Почему Рудаки,
вознесенный к лазурным вершинам богатства и славы, вдруг, казалось бы, без
всякой причины, рухнул в черную пропасть?
Была причина. Его погубила приверженность к карматству.
Распространилось тогда в Бухаре такое учение. Карматы боролись против
духовенства и богатых дехкан - феодалов за свободу сельской общины, которую
те хотели закрепостить.
Но учение их было половинчатым. Рабство, к примеру они считали
законным.
Немало людей в Бухаре увлекалось карматством. Даже визири. Даже эмир